Судьба запасного гвардейца - [8]

— Тем лучше. Следовательно, и людей знаете. Завтра утром в закрытом «газике» переправьте мальчика в Саратов и устройте его там получше: в ясли, детский дом или к добрым людям. Поступите по своему усмотрению, но, конечно, чтобы получше…

В тот вечер у Гасилова все буквально из рук валилось. Он постарался вернуться в землянку пораньше, чтобы напоследок хоть немного побыть с ребенком. Такую острую грусть он испытывал, такую нежность к этому малышу, точно и в самом деле это был родной его ребенок.

Заглянула и санинструктор Клюева, немного смущенная возложенным на нее поручением. Глаза у нее были виноватые, как будто она извинялась, что вмешивается в чужие дела, отнимает у Гасилова мальчонку.

Она стояла, прислонившись затылком к двери землянки, и молча наблюдала, как зампотех играет с повеселевшим малышом.

— Привык он к вам, — сказала она негромко.

Гасилов обернулся к ней, встал. Выпрямиться во весь рост он не мог, и оттого даже в позе его было что-то просительное.

— Варвара Алексеевна, — сказал он и откашлялся. — А если я вас попрошу… Имени-то ведь нет у мальца. Ни отчества нет, ни фамилии, но ведь человеку-то тяжело оставаться без роду, без племени, без близких… Так вот я и хочу попросить: запишите его там на меня.

Глядя на него во все глаза, Клюева переспросила:

— На вашу фамилию записать?

— Да, пожалуйста. Жив буду — разыщу его непременно, возьму после войны к себе.

Гасилов произнес эти слова так решительно, что было совершенно ясно: решение возникло не случайно, оно созрело и утвердилось за минувшие дни.

— Юрьевич, значит, — сказала Клюева. — Хорошо, Юрий Петрович, я все сделаю, найдете вы своего малыша, только вот имени-то у него нет.

— В самом деле! — воскликнул Гасилов. — Как же мы об этом не подумали? Ничего, до вашего отъезда выберем ему подходящее имя. Не так сразу, но выберем.

Клюева ушла, бесшумно притворив за собой тяжелую дверь.

В уголке землянки дремал разморенный теплом Васьков, Филиппыч ушел опять собирать ветки да щепки, хотя печурка была жарко натоплена, слегка дребезжала раскаленная заслонка. На земляной пол, застеленный рогожей, падали желто-красные отблески огня. Над печкой на веревке сушились портянки, белели пеленки, выстиранные старательным Филиппычем. Ребенок спал.

Гасилов стоял над ним, не в силах отойти, улечься и отдохнуть. Та же пронзительная нежность, острая, рвущая сердце боль овладели им в эти минуты при мысли, что он не смеет пока что позаботиться о малыше, которого так неожиданно подарила ему судьба.

Малютка пошевелился, поморщился и громко чихнул. Открыл глаза, уставился на Гасилова, и крохотное личико засветилось вдруг таким восторгом, что Гасилов лишь крякнул.

— Эх ты, — пробормотал он, как бы припоминая и не находя слова, какие искал. — Эх ты… сынок!

Повторил громче:

— Сынок… Что же это мы про имя не подумали? Конечно, был бы ты девчонкой, назвали бы тебя гвардейцы Катюшей. Это уж точно. И стала бы девочка Катя дочерью нашего полка гвардейских минометов, они ведь тоже, минометы, зовутся «катюшами»… Но ты — мальчуган. Однако было же у тебя имя? Какое?.. Может, ты — Петя, а? Морщишься. Значит, не Петя. Может, Коля, Павлик?

Малыш издал тихий возглас и беззвучно захохотал, пуская пузыри.

— Ого! — удивился Гасилов. — Понравилось? Павка… Павел… Павлик. Неужели это и правда твое имя? Значит, будешь Павлом Юрьевичем Гасиловым, согласен? Ага, улыбнулся! В таком случае позволь пожать твою мощную лапу. — И Юрий Петрович нежно поцеловал теплую сморщенную ладошку. — Пошли дальше. Год рождения… По всему видно — родился ты в нынешнем, сорок втором тяжелом году, а вот в какой день — этого никогда не узнаем ни ты, ни я. Хотя, по-моему, родился ты вторично в тот самый день, когда писком своим дал мне понять, что уцелел после взрыва. Но лучше давай-ка я запишу тебе, Павлуша, свой день рождения. Отвоюемся, прогоним врага, и потом всю жизнь будет у нас этот праздник общим! Да, еще вопрос: кто же ты, Павлик, по национальности? Скуластенький. Может быть, башкир или татарчонок, а может, и русский… Впрочем, не все ли равно? Теперь ты — мой сынок!..

В девятом часу вечера опять пришла в землянку санинструктор Клюева вместе с Филиппычем. Они принесли вещи и продукты, выданные по распоряжению командира полка для эвакуации в тыл «запасного гвардейца», Павла Юрьевича Гасилова. Это имя уже полностью стояло на записке, по которой были выданы и вещи, и продукты. Пожалуй, безымянный малыш получил еще один день рождения!

Отъезд был назначен на восемь утра. Клюева, будто невзначай, раза два-три сказала: «ваш малыш», «ваш сынок» — и видела, как теплеют при этих словах мрачноватые глаза Гасилова. Только что она услышала от командира полка: Гасилов считает семью свою погибшей. Мать, жену и новорожденного малыша. Из Средней Азии, где ему довелось работать накануне войны, Гасилов отправил молодую жену в Белоруссию, к своей матери. Сын родился без него, в небольшом пограничном городке. И сразу же по этим местам прокатилась огненная волна взрывов, пожаров, полились кровавые реки. Где ж тут было уцелеть двум женщинам с крохотным ребенком на руках?