Судьба-волшебница - [4]

Решив не обращать внимания на дождь, я отправилась на поиски подруги по единственно известному мне адресу, тому самому, где проживала Ирка с матерью на момент моего отъезда. Зонт я предусмотрительно привезла с собой, будучи уже несколько лет питерским жителем, готовым к любым капризам погоды. Он не особо спасал, к этому моменту дождь перешел в настоящий ливень. Но возвращаться в квартиру мне не захотелось, добегу до ближайшего кафе и хотя бы выпью кофе.

С кафе все оказалось непросто, в обозримом пространстве их не было. Точно так же, как и такси.

Быстрым шагом я достигла троллейбусной остановки и, не особо рассчитывая на свою память, уточнила у водителя, как добраться до улицы Кржижановского. На этот раз мне повезло. Добраться можно без пересадок, если я готова немного пройти пешком от проспекта Ленина. Я была готова на все, успев промокнуть насквозь.

На восьмой остановке я вышла, дождь к тому моменту поутих. Переулком выбралась к дому, где когда-то жила подруга, очень сомневаясь, что застану ее здесь. Из разговоров с Иркой я поняла: с матерью она не только давно не живет, но и практически не общается. О том, где теперь обитает, подружка ни разу не упомянула, хотя у меня сложилось впечатление, что у нее есть своя квартира. Говорю: сложилось впечатление – потому что Ирка избегала этой темы. И на прямой вопрос «Ты квартиру купила?», ответила: «Типа того» – и поспешила закончить разговор.

Я вновь вздохнула, вспомнив о Кубе, где меня вряд ли увидят в ближайшие дни. Хотя… встречусь с риелтором и сбегу отсюда. Если, конечно, Ирка не появится сегодня. Даже если появится…

С Иркиной матерью я столкнулась во дворе. Оказалось, она работает дворником. Тетка в оранжевой жилетке стояла под козырьком подъезда, вопя во все горло. Объектом ее возмущения были мальчишки, катавшиеся на велосипеде, несмотря на дождь. Чем они тетке не угодили, я не поняла и ненадолго застыла с приоткрытым ртом, сообразив, кто передо мной. Никогда не думала, что люди способны так измениться за несколько лет. Я помнила ее разбитной бабенкой, с насмешливым взглядом и роскошными формами. Теперь она относилась к категории женщин, которую один мой приятель определял как 50 на 50, то есть возраст за пятьдесят и лишних пятьдесят килограммов веса. В оранжевом жилете с белой полоской, Полина Андреевна больше всего напоминала мячик.

– Что уставилась? – хмуро спросила она, без удовольствия меня разглядывая. – Не узнала, что ли?

– Здравствуйте, – ответила я и попыталась улыбнуться.

– Явилась не запылилась, значит? Что, в Америке скучно стало?

Я пожала плечами.

– Приехала квартиру продать.

– Хорошо, когда есть что продать. А здесь чего нарисовалась? По мне, что ль, соскучилась?

– Иру ищу.

– А-а… – она зло хмыкнула. – Ну, ищи, ищи.

– Она с вами живет?

– Еще чего. Я эту шалаву года два уж не видела. Как бабки появились, так она к матери ни ногой.

– Да? А откуда бабки? Работа высокооплачиваемая?

– Вот уж не знаю, каким она местом работает.

– А где живет, тоже не знаете?

– Не знаю. И не интересно. Найдешь, привет передай.

– Хорошо, передам. Как ваши дела? – зачем-то спросила я.

– Что, не видно? Хреновые мои дела. Мужики – сволочи, детки – настоящие ублюдки. Никому не нужна.

– Извините, – не зная, что на это ответить, пожала я плечами, кивнула на прощанье и поспешила покинуть двор.

На счастье, дождь кончился. Сложив ненужный теперь зонт, я вернулась на проспект, прикидывая, чем занять себя в ближайшие три часа до встречи с риелтором. Взгляд мой натолкнулся на вывеску нового торгового центра, занимавшего здание бывшего кинотеатра «Октябрьский», и я поспешила туда. Торговый центр порадовал размахом, магазинами с брендовой одеждой и кафе, которых было несколько. Я зашла в ближайшее, выпила кофе, а потом пообедала, лениво наблюдая за снующими за стеклом гражданами. Покупателей в этот день было немного.

Расплатившись, я покинула кафе, решив спуститься на нулевой этаж, где был супермаркет, купить кое-что из продуктов и на такси вернуться домой. Успела сделать пару шагов и тут услышала:

– Зоська!

Повернулась без всякой радости, уже узнав голос, и в нескольких метрах от себя увидела мужчину под ручку с блондинкой. Почему-то сначала я посмотрела на блондинку и лишь потом на парня, окликнувшего меня. Вот уж кому время пошло на пользу! Рост, само собой, остался прежним, и блондинка на каблуках была выше его на полголовы, а в остальном он выглядел весьма неплохо. Как говорится, деньги в кармане – еще не крылья, но походку меняют. Я некстати подумала, что теперь он очень похож на своего брата, по крайней мере, именно таким я того и помнила все эти годы: насмешливо улыбающимся, уверенным и красивым.

– Зоська! – он раскинул руки и засмеялся. – С ума сойти! Вот так встреча. Ты давно приехала?

Мы обнялись, я – без всякой охоты, при этом прекрасно сознавая, как глупо винить во всем Арни. Он-то всегда относился ко мне с большой симпатией… Я забыла сказать: на самом деле безголовиков было четверо. Еще одна безотцовщина в нашем дворе – Арнольдик Купченко. Правда, кое-что делало его особенным: у него был старший брат. Не то чтобы тот вмешивался в нашу жизнь, но он был, и мальчишки из соседнего двора держались от Арни на расстоянии. Редким именем он был обязан своей матери, плаксивой и нервной особе, обожавшей американские фильмы. Она тяготела ко всему необычному, красила волосы в синий цвет, а ногти, опережая время, разноцветным лаком. Старшему сыну повезло – она назвала его Германом, а вот рождение Арни пришлось как раз на ту пору, когда ее кумиром стал Арнольд Шварценеггер. Я помнила плакаты, которыми были оклеены их прихожая и туалет в придачу: Шварценеггер-Конан, Шварценеггер-Терминатор. В общем, тетя Люба, должно быть, мечтала, что сын вырастет здоровяком, под стать Арни. И не угадала. В детстве младший Купченко был до того тощим, что назвать его именем Шварценеггера можно было разве что в насмешку. Он тут же получил прозвище Арни Дохлый, потом имя совсем потерялось, и иначе как Дохлым его никто не звал. Слава богу, до размеров Шварценеггера ему и сейчас было далеко, но качалкой Арни точно не пренебрегал. В общем, кличка Дохлый теперь была так же неуместна, как в далеком детстве имя, данное мамой.