Судьба Синьцзяна - [3]

Шрифт
Интервал

Кто добродетелен и сдержан, Чьи помыслы к высокому стремятся Тот может быть подобен яшме Иль скипетру из белого нефрита. О, повелитель с легким сердцем, Что радость людям источает! Тебя во всех концах Вселенной Главой считать готовы люди!

Представление о сопредельных народах, как о "шакалах и волках", которым "нельзя идти на уступки" и коих "надо держать в узде", имело место отнюдь не только в китайской системе этнического мышления. Но коль скоро мысль о кардинальной несхожести "их" и "нас" 3 была закономерной и подтверждалась реальной внешнеполитической практикой, закономерным был и вытекающий из этой идеи вывод об имманентной подчиненности "варварских" народов китайскому универсальному мироустройству, стремление включить их если и не непосредственно в состав империи, то хотя бы в сферу досягаемости и влияния Стремлением влиять на соседей была пронизана вся внешнеполитическая деятельность Китайской империи, всегда пытавшейся заполнить вакуум силы, образовывавшейся рядом с ее территориями, дабы обезопасить свои владения, либо присоединить новые земли, воспользовавшись слабостью соперника Существует мнение, что для дальневосточного региона Китай был явлением аналогичным Римской империи для Европы и Азии. Прослеживается та же сильная императорская власть, та же тяга к поглощению культур. Китай относится к числу тех немногих стран (в отличие от Римской империи или древней Эллады), где античная традиция, однажды зародившись, после уже не прерывалась, а лишь претерпевала большие или меньшие изменения. Поэтому здесь видна преемственность во внешнеполитической доктрине, большей частью входившая в противоречие с реальностью "универсальной монархии". В свое время К. Маркс метко подметил, что "согласно непреложному закону истории, варварызавоеватели сами оказывались завоеванными более высокой цивилизацией покоренных народов" Традиционная китайская "утешительная" система функционировала на протяжении многих веков вплоть до появления на Дальнем Востоке Западных держав. Концепция "универсальной монархии" подверглась сильной "фланговой" атаке со стороны западных государств вскоре после первой Англо-китайской войны 1839-1842 гг. В сороковые годы XIX в. китайское правительство было вынуждено воочию убедиться в существовании равно и даже более могущественных империй за пределами территории Китая и обжитого им мира. Заключение договора, последовавшее за поражением Китая в 1842 г. открыло дорогу подписанию серии соглашений, каждое из которых являлось поэтапным отступлением со старых теоретических позиций и, соответственно, уступкой реальной силе, подкрепленной Западной концепцией международных отношений. Сопротивление подобной непривычно крамольной идее на поистине генетическом уровне отразилось в принятом в Китае обозначении договорных документов как "неравноправных".4 Официальная внешнеполитическая доктрина и проблемы отражения ее в реальной практике глубоко анализируются в работах отечественных исследователей - А.А. Бокщанина Репрезентативная сторона так называемой "даннической системы", при которой правители Китая слали посольства с дарами к властителям соседних народов, побуждая их прибывать с ответными подарками - "данью" ко двору в столицу Поднебесной, все же не могла на практике подменить выгодные международные отношения. Таким образом, выливаясь в политической реальности в номинально-вассальные отношения, зачастую не осознававшиеся как таковые приезжавшими ко двору посольствами-гостями ("кэ"), схема мира, построенная на умозрительных посылках, неизбежно зашла бы в тупик, если бы древнекитайским мыслителем Сунь-цзы не была разработана доктрина "цзими" Свою лепту в исследование традиционной китайской внешнеполитической концепции и ее взаимодействия с реальностью внесли и западные ученые, так же подробно изучающие тему "даннических отношений", в рамках "pax Sinica", среди них Дж. Фэйрбэнк, Дж. Флэтчер, М. Россаби, М. Мэнколл, Юй Инши и др. Отражение описанных традиционных взглядов мы в изобилии находим в цинских источниках, касающихся завоеваний западных территорий. Как известно, Цины предлагали Джунгарскому ханству формально признать главенство Китая и, лишь, когда этот план (со всеми вытекающими из него выгодами для Китая - торговлей, определенным верхушечным политическим контролем за новым "подданным") не удался, пошли на завоевание 1758-го года. Официально оно было прокомментировано в том духе, что все страны и народы должны входить в сферу подчинения Цинской империи, причем помыслы Цинов были направлены не только на безопасность своих границ, но и на достижение преимуществ политического и, в дальнейшем, экономического свойства. Ныне существует обширная литература по отдельным периодам взаимосвязей Китая с северо-западными территориями, однако попытки охватить всю историю этих сношений и как-либо систематизировать ее, проследить в ней определенные закономерности, по-прежнему редки и не могут быть признаны удовлетворительными. Без сомнения, по причине двухтысячелетней длительности истории этих взаимоотношений и необходимости привлечь источники и литературу на всех языках региона, такой труд был бы под силу лишь коллективу авторов и, вероятно, когда-нибудь будет создан. Обобщение фактов, имевших место в истории внешних сношений Китая с народами Сиюя, представляется ныне весьма актуальным не только для выяснения политического статуса этого района в исторической ретроспективе, но и для определения возможностей его будущего развития. Среди наиболее удачных подходов к указанной проблеме по восстановлению комплексной истории международных отношений в "ключевой" зоне Центральной Азии можно назвать следующие труды отечественных и зарубежных авторов: "Историю Цивилизаций Центральной Азии", выпускаемую под эгидой ЮНЕСКО, тт. 1-2 Несомненно, что экстраполяция на прошлое факта нынешней принадлежности Кашгарии и Джунгарии к КНР привела к своеобразному "китаецентристскому" подходу в исследованиях международных отношений в Центральной Азии и очерковому стилю изложения, неизбежному при попытке охватить более или менее протяженные исторические периоды. Это характерно для некоторых работ М. Россаби Однако без выяснения места, занимаемого нынешним Синьцзяном в китайской политической мысли и ретроспективного взгляда на историю взаимосвязей собственно Китая с народами, населявшими современный СУАР, невозможно определить основные мотивы заинтересованности Срединного государства в этих землях. Соответственно, нам остались бы неясны аргументы, используя которые сторонникам возвращения Синьцзяна удалось убедить цинское правительство в 60-х гг. XIX века решиться на восстановление власти Китая в Джунгарии и Восточном Туркестане после победы дунганских и уйгурских восстаний и низвержения маньчжуро-китайского владычества, установленного там в середине XVIII века. В отечественной науке успешно рассматривались вопросы истории дунганоуйгурских восстаний в Синьцзяне в 1864-1878 гг., Джунгарского ханства, Кашгарии XV - XIX вв. Как и другие, они являлись предметом исследований ряда русских дореволюционных (А.К. Гейнс Остановимся на том, какие мнения приводились различными авторами относительно выяснения мотивов Цинской экспансии на Северозападном направлении. Западные исследователи, которые так или иначе затрагивают эту тему, в основном следуют за классической китайской концепцией мотивов завоевания Северо-западных земель, которая будет рассмотрена подробнее в работе. Выдвигаются причины, либо сходные, либо обусловленные версиями официальных цинских документов, а именно, тем, что маньчжурские императоры, будучи императорами Китая, являлись наследниками устремлений династий Хань и Тан. Имеется в виду, что такое наследство давало как бы carte blanche на завоевания. Однако английский исследователь Булджер, выдвигающий эти соображения в своей работе о центральноазиатских вопросах, не видел, вероятно, разницы между реальными целями и их официальным обоснованием (530, р. 211). Несомненно, что один лишь мотив политического наследства не мог толкнуть Цинов на завоевание; в то же время он, безусловно, не может быть полностью проигнорирован в виду необходимости поддержания престижа правящей династии. Известный французский китае- и монголовед Абель-Ремюза считал, что маньчжуры боролись с жителями Восточного Туркестана не из-за третьего государства - Халхи (Северная Монголия), в частности, имеются в виду времена императора Канси (Сюань Е, 1662-1722 гг. пр.), захватившего Халху в 1691 и начавшего завоевание Джунгарского ханства, - а, напротив, непосредственная угроза нападения соседей-кочевников на Китай вызывала ответно-превентивные меры цинского правительства (521, р. 176-182). Здесь же автор находит и новый подход к решению вопроса, указав, что частные междоусобные войны, ослаблявшие правителей и народ Восточного Туркестана, давая маньчжурским военачальникам возможность надеяться на сравнительную легкость приобретения новых территорий в соответствии с упоминавшейся уже концепцией "и и чжи и". Автор подходит к выводу о том, что Цины могли добиться завоеванием Джунгарского ханства и Восточного Туркестана (1755-1759 гг.) двух результатов: уничтожали бурно кипящий котел межэтнических и политических противоречий жителей Западного края, т.к. оттуда периодически метастазировали наиболее активные и сильные отряды и покушались уже на собственную китайскую территорию (например, Галдан) и, воспользовавшись, таким образом, объективно неизбежным ослаблением региона, присоединить его к своим владениям. Автор, однако, не отвечает на вопрос о том, что дало бы это приобретение маньчжурам, равно как и обходит молчанием внутрикитайские мотивы экспансии. Почти аналогично обосновывает стремление Цяньлуна завоевать Восточный Туркестан французский миссионер XVIII века Амио: причину автор усматривает в "непокорности" ходжей, управлявших страной и в их помощи джунгарскому но?ну Амурсане, восставшему против Цинов в 1755 г.; вдобавок ходжи "часто устраивали китайским войскам ловушки, их которых не всегда можно было выбраться" (522, р. 236). Таким образом, мотивы завоевания страны выводятся здесь из необходимости покарать "чтоб неповадно было". Такого объяснения, несомненно, недостаточно. Прочно держался в фарватере официальных цинских трактовок немецкий автор большого компилятивного труда К. Риттер, еще в прошлом веке переведенный русским ученым В.В. Григорьевым (175; 342-344). В его интерпретации Китай выступал в регионе как своего рода беззаветный защитник "всех пострадавших от рук западных монголов (ойратов)". Так, он пишет: "Тибетцы просили императора Китая о помощи и не напрасно. Войска его в 1720 г. уже снова очистили страну от Джунгарских и калмыцких орд (известных там под названием Согбо) и Хласса (Лхаса - Д.Д.) с тех пор осталась под покровительством Китая" (343, с. 154). Однако, - указывает Риттер, - сила "куньтадши" (Цэван-Рабдан 1697-1727 - Д.Д.), изгнанного с Тибета, была еще очень велика ни Или, откуда он "занял войском весь Сичань (все татарские /?/ земли между Китаем и Россией) и войска Канси в 1722 г. ничего не могли сделать". Таким образом, получается, что защитник обиженных - Канси решил продолжить защищать угнетенных тибетцев уже и на исконной территории самих ойратов - в Илийском крае, и даже дальше, где никто уже не просил о помощи. Далее текст говорит за себя: "...вскоре после того Куньтайдши был умерщвлен собственным сыном, старшим князем Галдан-Цэрэном (1697 г. Д.Д.), вслед за тем в 1722 г. умер император Канси, а его миролюбивый преемник (Юнчжэн, планировавший в перспективе уничтожить Джунгарское ханство Д.Д.) ограничился охранением своих непосредственных границ, не вмешиваясь в политические отношения окружающих их издали кочевых народов. В этот промежуток времени возросло снова могущество разных элютских князей, и в конце жизни императора открылись между ними междоусобия и бунты. Император Цяньлун не захотел остаться равнодушным зрителем подобных смут, происходивших в соседних ему государствах. Несколько раз нападали элюты (ойраты - Д.Д.) на китайские пограничные кордоны и укрепления, вырезали гарнизоны и грабили императорские конные заводы Гоби вне Великой стены (343, с. 154). Стремлением не допустить на границах империи Цин образования крупного государства, способного угрожать маньчжурскому владычеству в Китае объясняет территориальную экспансию Цинов и американский исследователь О. Лэттимор (585, рр. 24-27). Все эти соображения игнорируют силы, действовавшие внутри Цинской империи, что не может считаться правомерным. Среди работ западных авторов нельзя обойти молчанием в своем роде первопроходческую работу У.Л. Бэйлза "Цзо Цзун-тан. Солдат и государственный деятель старого Китая" (524) - удивительную попытку капитана американских ВМС написать биографию Цзо. До недавнего времени эта работа считалась одной из базовых для изучения Мусульманских восстаний в Северо-западном Китае. Будучи профессиональным военным, автор обратил особое внимание на военные походы своего героя. Языковый барьер помешал Бэйлзу использовать первичные источники, что, несомненно, несколько снижает значение книги, однако, судя по всему, автор, привлекая китайского помощника, опирался на сведения биографии Цзо Цзунтана, написанной Ло Чжэнцзюнем и включенной в Полное собрание сочинений Цзо отдельным цзюанем (см. ниже). Хотелось бы упомянуть несомненную ценность монографии Чжу Вэньчжана "Мусульманские восстания в Северо-Западном Китае. 1862-1878" (545), написанной на широком материале китайских источников и посвященной не только восстаниям, но и их подавлению во всех трех провинциях. Безусловный интерес представляет известная работа И. Сюя "Илийский кризис - исследование китайско-русской дипломатии. 1871-81" (577), в которой автор широко использовал материалы британского Форин Офиса, сборники немецких и американских дипломатических документов. В этих работах намечены некоторые подходы к интересующим нас сюжетам. В западной историографии существует немало исследований, посвященных взаимоотношениям Китая со странами и народами Западного края - это работы уже упоминавшихся востоковедов И. Сюя, М. Россаби, Дж.К. Фэйрбэнка, Дж Флэтчера, О. Лэттимора и др. В этих трудах весьма подробно рассмотрена ситуация в Центральной Азии, но, как правило, не выделяется вопрос о причинах стремления цинских верхов контролировать Северо-западные земли. Между тем, проследить ход дискуссии в правящих кругах Цинской империи (6070-е гг. XIX в.) представляется крайне необходимым, т.к. в вопросе об исторических судьбах Джунгарии и Восточного Туркестана китайская историография до сих пор придерживается довольно односторонней позиции, превознося воинственную позицию крупного цинского сановника Цзо Цзунтана (1810-1885), возглавившего карательный поход "Сичжэн" на Запад и несколько недооценивавшегося соображения безопасности Китая перед лицом западных держав, действия которых он считал "бескорыстными". Дискуссия о судьбах Синьцзяна, рассматриваемая в работе, явилась в некотором роде отражением многих проблем, волновавших цинское правительство в 60-70-е гг. XIX в., а именно - отношений с Великобританией, Японией и Россией, проблемы самоусиления (цзыцян) а части укрепления национальной и, в особенности, военно-морской, обороны, экономики, отношений с национальными меньшинствами Цинской империи и других. Высказанное в ходе дискуссии в правящих кругах мнение Цзо Цзунтана о том, что возвращение Синьцзяна необходимо Китаю и для того, чтобы обезопасить страну от посягательств на Западный край (и, более того, на собственно Китай) России, также требует отдельного разбора. Таким образом, одной из задач работы является выяснение соответствия истинных мотивов и намерений правительства России в так называемом "Илийском вопросе" (1871-1881 гг.) и истинного положения вещей в регионе с тем, что утверждали сторонники Цзо Цзунтана - адвокаты войны с Россией. Для этого нам предстоит проанализировать дебаты Цзо Цзунтана и Ли Хунчжана (1823-1901), одного из наиболее влиятельных сановников того времени) по вопросу о разрешении Илийского вопроса. Русские архивные документы, касающиеся десятилетнего пребывания русских войск в Илийском крае, демонстрируют вынужденность и, скорее, нежелательность для России этого, в остальном, безусловно нарушавшего нормы современного международного права, шага; ведь российским дипломатам ставилась под сомнение сама целесообразность занятия русскими войсками долины Или, речь же о продвижении далее на юг или же на восток просто не шла. Однако для того, чтобы разъяснить этот вопрос, необходимо рассмотреть содержащиеся в архивных материалах свидетельства, касающиеся "Илийского кризиса" и показать несостоятельность опасений "партии войны под водительством Цзо Цзунтана на счет возможности продвижения российских войск далее в Синьцзян. Все поставленные перед работой задачи помимо чисто исторического интереса имеют, к сожалению, и определенную политическую актуальность, т.к. и по сю пору китайская историографическая традиция все еще трактует внешние связи Китая со странами и народами, населявшими современный Синьцзян начиная с древности, как чисто внутрикитайские дрязги. Акценты в оценке дискуссии, составляющей основной предмет настоящего исследования, смещаются в сторону обеления идеологическиудобных политиков прошлого и осуждения их оппонентов; практически, до сих пор извращается история и подоплека "Илийского вопроса". Более того, в интересующем нас регионе на непосредственный территориальный контакт с Западным Китаем выходят уже не республики СССР, а молодые суверенные государства, в которых, безусловно, необходимо более подробно овладеть непростой историей приграничных земель. Тема работы обеспечена достаточно широким кругом источников. История бурных событий, имевших место в Джунгарии и Восточном Туркестане как в цинскую эпоху, так и ранее, отражена в большом количестве письменных документов на тохарских, иранских, тюркских, тибетском, китайском и некоторых других языках. Однако, исходя из принятой в работе точки зрения "из Китая", с позиции анализа китайской политической мысли, а также, учитывая то, что автору доступны в оригинале лишь материалы источников на китайском языке и вэньяне, в исследовании использованы лишь китайские документы, либо переводы с языков народов Центральной Азии. При всей сухости "подцензурных официальных цинских источников правительственных документов, включающих в себя материалы по интересующим нас вопросам, их невозможно обойти в силу отражения их авторами событийной канвы происходившего и усредненных официозных характеристик действующих лиц событий. Среди официальных исторических книг, использованных в работе, необходимо отметить огромную хронику правления "Великой династии Цин" ("Да Цин личао шилу"), являющуюся официальным хронологически составленным "заповедником" сведений, издававшимся в трех экземплярах исключительно для правительственных нужд. (Всего 4 тыс. 664 цзюаня, 14-19; 21). "Шилу" содержит наиболее важные документы, указы императоров и сановников Цзюньцзичу (Военного совета), в том числе и относительно политики в интересующем нас регионе, наряду с ежедневными записями о событиях придворной жизни, что, естественно, не облегчает пользование источником. Большое количество фактов, "складированных" в "Шилу" более нигде не упоминаются. Для нашей темы важны "Да Цин Гаоцзун Чуньхуанди шилу" ("Хроника правления /императора/ Гаоцзуна Чуньхуана Великой Цин" - годы Цяньлун), "Да Цин Вэньцзун Сяньхуан ди шилу" (соответственно, годы Сяньфэн /1851-1861/), "Да Цин Муцзун Ихуан дя шилу" (годы под девизом Тунчжи /1862-1875/) и "Да Цин Дэцзун Инхуанди шилу" (годы Гуансюй /1875-1909/). Достаточно ценными оказались и сведения "Дунхуа сюй лу" ("Продолжение записей из /павильона/ Дунхуа"), составленного Ван Сяньцянем по принципу "ежемесячно, ежегодно", для пяти правлений - от Цяньлуна до Тунчжи (1736-1875 гг.). Интересующий нас период отражен в двух книгах - "Дунхуа сюйлу. Сяньфэн" (23) и за годы Тунчжи. События излагаются в "Дунхуа Сюйлу" более сжато, чем в "Шилу" и позволяют проследить перипетии самого "сичжэн" - Западного похода войск Цзо Цзунтана, зачастую дополняя сведения "Шилу". "Цинши гао" ("Черновая история /династии/ Цин") в 529 цзюанях, полуофициальная история, написанная в 1914-28 гг. под руководством Чжао Эрсюня в Гоминьдановское время в классической китайской традиции династийных историй, ценна своим разделом биографий "Ле Чжуань", где мы находим жизнеописания Цзо Цзунтана, Ли Хунчжана, Шэн Баочжэня и других интересующих нас политиков третьей четверти XIX в., описание армий Хуайцзюнь и Сяньцзюнь в "Бинчжи" ("О войсках"), сведения о начале строительства Ли Хунчжаном китайского флота в "Хайцзюнь" ("Морские войска"), разрешение им же проблем связанных с Тайванем и др. ("Диличжи" - географический раздел). (59) Ценнейшим источником для изучения борьбы региональных группировок, выразителем идей которых были Цзо и Ли является "Циндай Чоубань и`у шимо" ("Полное описание урегулирования варварских дел") (47), в котором мы находим мнения о приоритетах экономики и политики позднецинского периода в докладах многих именитых сановников. "Циньдин пиндин Шэнь Гань Синьцзян хуэйфэй фанлюэ" ("Высочайше утвержденное описание /истории/ подавления восстаний мусульманских разбойников в провинциях Шэньси, Ганьсу и Синьцзян") (12) - это собрание документов, состоящее из 320 цзюаней и признаваемое наиболее авторитетным трудом по истории подавления мусульманских восстаний. Книга составлена в хронологическом порядке, начиная с пятого года правления под девизом "Сяньфэн" (1856) до четырнадцатого года Гуансюй (1889) и является источником материалов первой руки, несмотря на некоторые имеющиеся лакуны. В собранных там официальных документах, отредактированных самим Гун Циньваном (князем) Исинем - главой Цзюньцзичу с 1884 по 1894 г., часто была отражена наиболее достоверная информация. "Поля недоверия" в этом источнике совпадают с характерными для частных писаний правительственных сановников: люди, составляющие доклады трону сами были напрямую вовлечены в описываемые события и, соответственно, имели тенденцию ретушировать свои ошибки, скрывать поражения, умалчивать о злоупотреблениях, преувеличивая, соответственно победы и успехи цинского оружия. Естественно, что взгляд на ситуацию со стороны мусульман практически отсутствует. Среди официальных исторических сборников можно отметить "Хуэйминь ци`и" ("Восстания мусульманских народов"), особенно III и IV тома под редакцией мусульманского ученого Бай Шоу`и (5), подготовленный китайской исторической Ассоциацией, образованной под руководством КПК из рядов ученых-историков, которые отделили политизированные комментарии и мнения от текста исторических источников. Прекрасная характеристика трех основных работ, включенных в сборник, дана в книге А. Ходжаева (393, с. 7). Из вошедших в сборник частных сочинений отметим работу Ян Юйсюня "Пин хуэй чжи" ("Записки об усмирении мусульман") (65) в 8-ми цзюанях. Работа была выпущена отдельно в 1889 г. и входит в III том "Хуэйминь ци`и" (5, т. 3, сс. 53-235). Этот труд представляет собой изложение истории подавления мусульманских восстаний в северо-западном Китае с 1862 по 1887 гг., написанное в хронологическом порядке. Книга разделена на три части (первая - Шэньси, вторая - Ганьсу и третья - Синьцзян, в двух цзюанях) и базируется, в основном, на официальных документах, привезенных из мест, описываемых в ней, в Пекин доверенными лицами автора. Наиболее широко в работе использованы материалы из собрания сочинений основного действующего лица описываемых событий Цзо Цзунтана - "Цзо Вэньсян гун цюаньцзи" (40), которое в библиотеках Китая и России можно найти в нескольких изданиях, в частности наиболее важные для нашей темы доклады цинскому правительству и письма, содержащиеся в этом издании. Собрание сочинений Цзо Цзунтана, изданное впервые вскоре после его смерти, включает в себя 134 цзюаня, из них 64 цзюаня докладов, 26 - писем и депеш, 7 цзюаней - отвлеченных литературных трудов, 12 цзюаней, которые мы бы классифицировали как "разное", содержащих прочие официальные бумаги "делового человека" той поры. Книга включает также 10 цзюаней докладов, составленных Цзо для другого сановника Ло Бинчжана, четыре цзюаня таких же черновиков для Чжан Лянцзи и, наконец, 10 цзюаней Собрания сочинений занимает биография Цзо, написанная Ло Чжэньюнем в хронологической последовательности под заголовком "Цзо Вэньсян гун няньпу". "Няньпу" основана на бумагах самого героя биографии и прекрасно отредактирована. Это собрание может быть по праву названо одним из основных источников для изучения маньчжурской политики в период подготовки к подавлению мусульманских восстаний в северо-западном Китае. Следует, однако, с определенной долей осторожности относиться к докладам, касающимся военных действий, так как подобно другим полководцам времен крестьянской войны тайпинов, Цзо преувеличивал свои победы и уклонялся от описания неудач, следовательно, такие сюжеты требуют сверки по иным источникам. Ныне в Китае продолжают переиздавать произведения Цзо Цзунтана, мак, следует отметить дополнение к "Полному собранию сочинений Цзо Цзунтана: литературные произведения и письма родным" (41), добавляющую ряд ценных штрихов к официальным документам.5 Материалы собрания сочинений Ли Хунчжана ("Ли Вэньчжун гун цюань цзи" /27/) - основного антагониста Цзо Цзунтана во внешнеполитической ориентации и взглядах на владение землями Синьцзяна также широко привлекались для аргументации оппонентов возвращения Джунгарии и Кашгарии и сторонников использования соответствующих денежных средств на цели самоусиления. Собрание сочинений Ли содержит также свидетельства некоторых других участников правительственной дискуссии. Нельзя обойти вниманием и известную работу цинского историка начала XVIII века Вэй Юаня "Шэн у цзи" ("Записки о священных войнах") в 14 цзюанях, впервые изданную в 1842 г. (11). Значимость книги подтверждается ее частичным переводом на русский язык еще архимандритом Палладием (1). Сводный труд содержит собрание описаний различных военных кампаний дома Цин до периода Цзяцин (1796-1821). Позиция Вэй Юаня как адвоката больших военных походов на Запад будет подробнее рассмотрена в работе далее. Определенный интерес представляет также книга Фоске (Фукэ) "Сисин солу" ("Записки об увиденном по пути на Запад") (38), которая является ценным свидетельством стороннего наблюдателя - германского военного советника, приглашенного Цзо Цзунтаном в Хами в 1880 г. Сложность темы состоит в необходимости анализа событий не только во внешнеполитическом аспекте, но и с учетом внутренней ситуации в Китае, поэтому большую помощь в работе оказали труды О.Е. Непомнина, посвященные социальноэкономическому анализу китайского общества конца XIX в. (323-326). В правильной оценке связей Китая со странами Центральной Азии в эпоху древности и средневековья значительную роль играют работы отечественных китаеведов М.В. Крюкова (240-244), Л.С. Васильева (154; 156), А.Г. Малявкина (282-285), Л.А. Боровковой (140-142), Б.А. Литвинского (275; 276), С. Кучеры (268; 269), не так давно вышедшие монографии О.В. Зотова и А.И. Чернышева. Книга О.В. Зотова смело и успешно вписывает историю Восточного Туркестана в контекст общеевразийских тенденций и аналогий на обширном сравнительном материале западной и отечественной историографии. (211). Монография А.И. Чернышева базируется на широком использовании китайских источников и литературы, что, безусловно, является ее неоспоримым достоинством (329). Эти работы молодых отечественных историков успешно заполняют "белые пятна", до сих пор имевшиеся в исследовании истории международных отношений в Центральной Азии. Проблемы, связанные с историей русско-китайских отношений в вопросе о территориальном разграничении исследованы в трудах Б.П. Гуревича (180-185), В.С. Мясникова (314-317), В.А. Моисеева (306-310). Материалы правительственной дискуссии о судьбе Синьцзяна, однако, практически, не исследовались (исключение составляет краткая характеристика, содержащаяся в Книге А. Ходжаева "Цинская империя, Джунгария и Восточный Туркестан" (393). В дореволюционной русской литературе также не уделялось особенного внимания интересующей нас проблеме. Так, Ч.Ч. Валиханов, справедливо квалифицируя политику цинского Китая в Центральной и Средней Азии как захватническую, высказывает лишь мнение о том, что Цяньлун хотел снова повторить "подвиги" императоров династии Тан, проводивших широкомасштабную завоевательную политику в Си-Юе. (74, с. 75). Более широко подходит к вопросу академик В.П. Васильев, совершенно верно расценивая Джунгарию как ключевую стратегическую территорию региона, он указывает, что захватом Синьцзяна Цины намеревались навечно утвердить свое господство над всем Востоком, держать в сфере влияния соседей с Запада (146, с. 144). Л.И. Думан указывает в своей статье "Завоевание Цинской империей Джунгарии и Восточного Туркестана", что присоединение означенных земель принесло экономические выгоды, а также укрепило внешнеполитическое положение Цинской империи (200, с. 271) среди монголов, тибетцев и среднеазиатских народов. Думан пишет, что Цинская империя начала проникновение в Центральную Азию, создав военный форпост на далеком западе, таким образом стала угрожать независимости Казахского и киргизского народов. Мы видим, что Л.И. Думан также ставит во главу угла стратегический императив. Современная американская исследовательница Найлин Чжоу планировала осуществить проект "Синьцзян в китайском сознании" (322), в котором собиралась осветить вопросы изучения китайского взгляда на Северо-западную границу с момента завоевания нынешнего Синьцзяна в 1759 году до создания там провинции в 1884. Насколько нам известно, публикации в рамках проекта на данный момент не появилось. В Японии ныне достаточно широко занимаются проблемой истории китайской Центральной Азии, что отражает историографическая работа Юань Тунли и Ватанабэ Хироси "Классифицированный бюллетень китайских книг и статей о Синьцзяне. 18861969" (643) и статья Эноки Кацуэ "История Центральноазиатских исследований в Японии" (554, рр. 95-117). В связи со сложностью охвата всего разнообразия разработок, выходящих на японском языке, особенную ценность приобретает журнал Acta Asiatica, издаваемый в Токио на английском языке. Так, можно отметить статью Ода Цз?тэн "Уйгуристан" (604), в которой автор, правда, несколько переоценивает соответствие номинально-даннической системы отношений правителей Восточно-туркестанских государств и Китая объективной реальности, работу Мацуда Хисао "Тянь-шаньский регион в Азии" (600), введение, написанное Ханеда Акира к одному из номеров журнала, целиком посвященному синьцзянским проблемам и статью Сагучи Тору "Образование Турфанского княжества при Цинской империи" (615). Исследуемой нами теме посвящена монография Нисида Тамоцу "Цзо Цзунтан и проблемы Синьцзяна", интересная анализом борьбы России, Китая и Великобритании вокруг Джунгарии и Кашгарии на дипломатической арене, но не достаточно полно отражающая борьбу в верхах Цинской империи вокруг возвращения Синьцзяна. (517). Остановимся несколько более подробно на оценке китайской историографией завоеваний времен Цяньлуна и деятельности Цзо Цзунтана, как главного сценариста и проводника политики в Северо-западном Китае во второй половине XIX в. До начала 60-х гг. ХХ в. китайские историки (Шан Юэ /406; 407/, Фань Вэньлань /376; 468/, Люй Чжэнъюй /442-444/ и др.), исследуя проблему завоевания цинским Китаем Джунгарии и Восточного Туркестана в 70-80-х гг. XIX в. не были склонны идеализировать политику Цинов, раскрывая карательный характер походов цинских армий и не замалчивая жестокости маньчжуро-китайских войск к населению покоренных народов в процессе восстановления власти дома Цин в регионе. Нас, однако, вряд ли смогла бы удовлетворить схема объяснения причин агрессивной политики Цинского государства, представленная Шан Юэ, согласно которой "завоевательные походы были предприняты маньчжурами в целях расширения территории, упрочения своего господства, а также физического уничтожения китайцев и отвлечения их внимания от антиманьчжурской борьбы". (406, с. 544) Что же касается последнего периода в современной китайской историографии, то с первой половины 60-х гг. все попытки беспристрастного исследования подобных проблем считаются посягательством на "защиту национальных интересов" и разрабатываются под лозунгом о "единой неделимой Родине" с древности до наших дней. Так, авторы появившихся в 70-80-е гг. работ по истории Центральной Азии и связей Китая с народами, населявшими ее (среди них можно отметить Ван Чжилая, Жэнь Ифэя (430), Лю Пэйхуа (437-439), Ма Юна (451; 452), Си Да, Цин Сы (490), Су Бэйхая (460) и некоторых других, к сожалению, даже сознательно замалчивают факты и искажают ход исторических событий, руководствуясь определенными политическими соображениями, а не реальной ситуацией, имевшей место в действительности. Китайский историк Юй Фушунь, например, считает Джунгарское ханство не независимым государством ойратов, а одной из "национальных окраин" Китая. Соответственно, завоевательная война империи Цин оказывается в его интерпретации усмирением сепаратистского мятежа в "джунгарском районе" Китая (514, с. 53). Исходя их посылки о том, что завоевание Джунгарии и Кашгарии было для Цинов "внутригосударственным делом", достигавшим цели обретения Китаем утраченных им исконно китайских земель, история порой переиначивается так, что ойраты объявляются "захватчиками китайских земель", на том основании, что в 1677 г. глава джунгарских ойратов Галдан, объявив себя ханом, отторг Джунгарию от Китая (510, с. 119). В том же духе выдержан сборник "О некоторых исторических личностях монгольского народа" (Пекин 1982) (425), где все перипетии отношений с Си-юем рассмотрены в плане "сепаратистских тенденций" в деятельности политических лидеров Джунгарии и Восточного Туркестана, противостоявших китайской идее о дружном проживании различных национальностей в рамках одного государства. Так, китайские авторы Фэн Цзяшэн (471), Му Гуаньвэнь (471), Чэн Суло (563), Хун Юань (477), видят в маньчжурских завоеваниях в Центральной Азии "прогрессивную внешнеполитическую акцию". Чэн Суло, в частности, пишет: "С точки зрения национальных интересов всей страны (т.е. Китая - Д.Д.), введение войск в Синьцзян в 1875г. было абсолютно своевременной мерой. Это была справедливая военная акция, направленная на защиту территории Родины" (503, сс. 67-68). Развитие же изображения Цзо Цзунтана в китайском официозе идет совсем по Марксу - по спирали: сначала он был возвеличен и удостоен множественных прижизненных и посмертных почестей в последние годы императорской власти в Китае, эту же его оценку поддержала гоминьдановская историография (например, в книгах Хун Дичэня /475/ и Чэнь Сихао /504/), после же "освобождения" 49 года и до начала 60-х гг. он осуждался, тогда как в последний 30-летний период все попытки более или менее беспристрастного исследования подобных проблем считаются посягательством на "защиту национальных интересов" и разрабатываются под лозунгом о "единой Родине". Исследования тайваньских ученых при общем концептуальном соответствии с традиционной имперской и современной китайской тенденциями, отличаются порой болей подробностью изложения и отсутствием склонности к замалчиванию неловких эпизодов вроде принятия официальными чиновниками взяток и т.п. Среди наиболее полезных для нашей темы работ, можно назвать книгу Хуан Тунцзю (472), монографии У Сянсяна (466), Цзян Тинфу, представляющую собой сборник материалов по истории внешних сношений Китая в новое время (485), работу Лю Яня, посвященную той же тематике (441), обзорный труд коллектива авторов "Изучение Синьцзяна" (450), книгу Лю Итана "История национальностей периферийных районов Китая" (436) и, в особенности, отредактированное Лу Фэнгэ "Описание походов Цзо Цзунтана на Запад" (483), в котором автор излагает ход Северо-западной кампании Цзо Цзунтана. Известный китайский автор Люй Чжэнъюнь знаменует своей деятельностью поворот к критической оценке территориальной экспансии времен Цин. Так, например, в своей исполненной пафоса, но, однако весьма политизированной книге "Краткая история народов Китая" он называет дунган и уйгуров общим псевдомарксистским этнонимом "мусульманский народ", при этом, ничтоже сумняшеся, деля ответственность за обнищание, разорение и обезлюдение Синьцзяна между "прислужником империалистов", представителем бэйянской милитаристской клики Цзо Цзунтаном и "мусульманскими милитаристами" по следующей схеме: "маньчжуро-цины поддерживали ламаизм и буддизм и преследовали мусульманство, не разрешили мусульманам получать ученые степени, преграждая им тем самым путь к власти, проводили политику бешеных вооруженных репрессий, сеяли распри между изначально дружелюбно настроенными друг к другу мусульманским и китайским народами, особенно, ополчившись на мусульман в 70-е гг. XIX в., когда мусульмане не только выступили против маньчжурского господства и агрессии царской России, но и за создание собственного независимого государства. (444) Позиция Люй Чжэнъюя весьма напоминает довоенные работы советских авторов, например, С.Н. Ростовского (346), где агрессия называлась агрессией, и царская Россия еще не считалась столь же безгрешной в своей внешней политике, как молодое советское государство. В том же ключе высказывались Го Индэ (421) и Фань Вэньлань (468), называвшие Цзо Цзунтана реакционером и палачом. Наиболее тесно связана с рассматриваемыми в работе проблемами вышедшая в 1984 г. книга Дун Чайши "Биография Цзо Цзунтана с комментариями" (429), написанная уже в период, когда китайская историческая наука дала более гибкую оценку некоторым вопросам китайской истории. Однако указанную работу по-прежнему характеризует предвзятость позиции, резкая антирусская направленность и тенденциозная подборка фактов, в основном сконцентрированных в пятой главе "О борьбе направлений "обороны границы" и "обороны побережья" в процессе Синьцзянского кризиса. Там Россия объявляется "опасным врагом" на северозападных границах Китая, а Синьцзян - территорией, "принадлежавшей Китаю с древности" (429, сс. 69, 71). Далее автор даже утверждает, что "занимая Среднюю Азию, Россия нацеливалась на Китай" (429, с. 72). Симптоматичным представляется тот факт, что автор определяет Синьцзян как "стратегический район Китая на Северо-западе", тем самым, объясняя заинтересованность Цинов в контроле над этими территориями. Дун Чайши заявляет, что, заняв Или, Россия стремилась расширить свои владения на юг Синьцзяна, и лишь "героическое сопротивление всех народностей Синьцзяна агрессии русских приостановило их продвижение дальше" (429, сс. 7879). В "Биографии Цзо" автор пишет, что "резкие национальные противоречия, - не уточнено, какие, - побудили Цзо Цзунтана перевоспитаться из помещика-реформиста в полководца-патриота, выдвинувшего патриотическое требование о походе против Якуб-бека". Начиная с 60-х гг. китайские историки уже открыто соревнуются в хвалах в адрес Цзо Цзунтана. Так, Хун Тао, автор статьи "Вклад Цзо Цзунтана в становление экономики Синьцзяна" (476) предваряет исследование ссылкой на периодику, в которой исторический вклад Цзо в судьбы Китая усматривается в четырех его предприятиях: он всеми силами добивался освобождения Синьцзяна от "врага"; он возглавил армию, "вернувшую" Синьцзян; он высказался за превращение Синьцзяна в провинцию; он призывал к вооруженному "возвращению" Кульджи, занятой русскими войсками в 1871 г. По мнению большей части китайских историков, названные в этих четырех пунктах аспекты являются основной "заслугой" Цзо, оставляющей в тени его роль карателя в ходе подавления Тайпинского восстания и восстаний мусульман северо-запада. Хун Тао исследует и "вклад" Цзо Цзунтана в развитие экономики Синьцзяна, что осуществлялось, по его мнению, попутно с военными походами. Он красочно живописует картины разорения и запустения в городах и селах, в экономике и сельском хозяйстве Восточного Туркестана после недолгого правления там Якуб-бека и предлагает вниманию читателей снова четыре основных направления, по которым, по его мнению, действовал Цзо Цзунтан, восстанавливая разрушенное хозяйство района. Эти аспекты - создание и умножение так называемых "тун тянь" - земель военных поселений, возделывавшихся самыми маньчжуро-китайскими солдатами; строительство восьми крупных дорог, проложенных в годы завоевания; восстановление и строительство городов, развитие шелководства и т.д. Несомненно, что указанные Хун Тао достижения и заслуги Цзо Цзунтана в экономической области требуют специального исследования, которое пока, к сожалению, у нас еще не создано, однако, представляется, что описанные начинания плохо совмещаются с политикой репрессий против коренного населения края, напоминая действие выдуманной уже в наше время нейтронной бомбы. Автор другой статьи в том же журнале Му Юань, в своем исследовании, озаглавленном "Проявление духа патриотизма в процессе возвращения Цзо Цзунтаном территории Синьцзяна", приводит уже две стороны оценки роли Цзо в истории Китая (455). В одной стороны, он характеризуется как душитель тайпинов, инициатор репрессий против восставших мусульман на Северо-западе, который сполна проявил свою реакционную сущность и совершил массу неоправданно-жестоких поступков, в то же время, отличившись тем, что "оказал решительное сопротивление иностранной капиталистической агрессии". Сторонники выделения второго аспекта в оценке личности Цзо Цзунтана считают, что его "патриотический дух" особенно проявился в ходе подготовки и проведения синьцзянской кампании. Как полагает автор, идя вслед за самим Цзо Цзунтаном в этом вопросе, эта кампания была предпринята в целях "охраны целостности" и "территориальной неприкосновенности" Родины. В рамках выполнения этих задач Цзо Цзунтан отразил "агрессивные устремления" России и Англии, возглавил западный поход "патриотической армии", преградил путь завоевателям и, наконец, вернул Синьцзян, сохранив "территориальную целостность" цинского Китая. Исследуя "проявления патриотического духа" Цзо в период подготовки и проведения похода, автор оценивает дискуссию Цзо Цзунтана и Ли Хунчжана по вопросу о целесообразности возвращения Синьцзяна, безоговорочно становясь на сторону Цзо Цзунтана, постулировавшего первичность сухопутной обороны в противовес отстаивавшейся Ли Хунчжаном идеи о первоочередности внимания к укреплению ВМС Китая. Му Юань клеймит цинскую администрацию за колеблющуюся позицию по вопросу о целесообразности "возвращения" Синьцзяна и одобряет Цзо, с самого начала решительно настроенного на проведение завоевания и взявшегося за эту исключительную по трудности задачу вопреки препонам, которые чинили ему представители группировки Ли Хунчжана. Касаясь вопроса о верноподданнических чувствах Цзо Цзунтана к маньчжурскому богдыхану, автор указывает, что Цзо, будучи чиновником до глубины души, в этом плане отражал всю систему отношений в обществе. Опубликованная в 1991 г. в журнале "Синьцзян шэхуэй кэсюэ" рецензия Вэнь Цина на книгу Ван Силуна о военных полях в Синьцзяне, вышедшую годом раньше в Ланьчжоу, снова открывается программной цитатой из Цзо Цзунтана, где он обосновывает свою любимую идею о необходимости держать насмерть границу по Памиру, т.к. это гораздо экономичнее, чем содержать кордоны по восточной границе Синьцзяна, тогда как Юго-восток, по его мнению, всегда был защищен естественными морскими границами. Автор полагает, что это высказывание является ключом для понимания более чем двухтысячелетней истории заинтересованности Китая в Северозападных территориях, совершенно не желая вспоминать, что те же державы, что наводили ужас на Цинский двор своими политическими играми в Синьцзяне, оказались гораздо опаснее именно на восточном побережье Китая. (418). В одной из статей, посвященных интересующему нас вопросу "Об умении Цзо Цзунтана использовать военные силы для возвращения Синьцзяна" (463), ее автор Сюй Юнхань замечает, что возвращение Цзо Цзунтаном Сибэя (Северо-запада) не только являлось высочайшим достижением всей его жизни, но и грандиознейшим военным успехом, достигнутым всей цинской армией в новое время. Статья выдержана в самом триумфальном стиле, в ней воспевается факт разгрома за более чем короткий период менее чем двух лет с апреля 1876 по январь 1878 г. пятидесяти шеститысячной армией Якуб-бека и других противников цинского господства и "освобождение" земель к северу и югу от Тянь-Шаня. Автор полагает, что причины для столь блистательной победы многообразны; помимо всемирной поддержки населения, это еще и в чистом виде военно-стратегические таланты самого Цзо Цзунтана, сумевшего безупречно выбрать направления для военных ударов, не разбрасываться, пытаясь поразить повстанцев одновременно на севере и на юге от Тянь-Шаня, замирившего для начала повстанцев Шэньси и Ганьсу и лишь после, обеспечив свои войска как продовольствием, так и оружием, планомерно начавшего наступление в северном направлении на Урумчи. Необходимо отметить как безусловно положительный момент, что китайская историческая наука, абсолютно не умеряющая восторженного накала в оценке Сичжэна Цзо Цзунтана, постепенно начинает реабилитировать его политического противника Ли Хунчжана, которого совсем недавно клеймили оппортунистом за предложения разрешить мирными дипломатическими путями Илийский кризис и не тратить средства на восстановление цинской власти в Синьцзяне, ограничившись признанием номинального вассалитета. Так, Цай Шихуа в статье "Последние исследования о Ли Хунчжане" (481), резюмируя результаты работы конференции, посвященной вкладу Ли Хунчжана в строительство китайской экономики, уже робко пытается причислить его к лику китайских патриотов, аргументируя это его активностью в построении китайского северного флота, борьбой за инвестиции, из-за которых Ли Хунчжан так страстно оппонировал Цзо Цзунтану. Тем же настроением проникнута статья Чжан Минцзюя "Об идеях Ли Хунчжана в области политических реформ" (497), статья Лу Фана и Сун Дэлина "Ли Хунчжан и агрессивная политика Японии перед Японокитайской войной 1894-95 гг." (434А). Без сомнения, личности Цзо Цзунтана и Ли Хунчжана, как главных действующих лиц трагедии, происшедшей в процессе восстановления власти маньчжуров в Синьцзяне, несомненно, еще получит свою более многостороннюю оценку и в китайской и в отечественной исторической науке, тем более, что именно появление в китайской литературе последних лет заимствованного у Цзо Цзунтана тезиса об "агрессивных устремлениях России" до и после занятия Или делает актуальной задачу подробно проследить по архивным документам истинный взгляд русского правительства на причины, течение и исход "Илийского кризиса". Резюмируя, можно констатировать, что в современной китайской исторической науке пока еще нет тенденции к более объективному осмыслению событий, связанных с историей отношений Китая с Северо-Западным краем. Автор надеется внести свою скромную лепту в исследование названных сюжетов.


Еще от автора Динара Викторовна Дубровская
Миссия иезуитов в Китае

В книге рассматривается история проникновения в Китай первой иезуитской миссии, больше двухсот лет выполнявшей функции форпоста европейского влияния при дворе императоров династий Мин и Цин. Автор рисует широкий фон, на котором действовали яркие личности. принадлежавшие к ордену Иисуса, которые предоставили в распоряжение потомков уникальные свидетельства очевидцев о Китае. Работа выполнена на широком материале китайских и западных источников.


Рекомендуем почитать
Расплетин

Александр Андреевич Расплетин (1908–1967) — выдающийся ученый в области радиотехники и электротехники, генеральный конструктор радиоэлектронных систем зенитного управляемого ракетного оружия, академик, Герой Социалистического Труда. Главное дело его жизни — создание непроницаемой системы защиты Москвы от средств воздушного нападения — носителей атомного оружия. Его последующие разработки позволили создать эффективную систему противовоздушной обороны страны и обеспечить ее национальную безопасность. О его таланте и глубоких знаниях, крупномасштабном мышлении и внимании к мельчайшим деталям, исключительной целеустремленности и полной самоотдаче, умении руководить и принимать решения, сплачивать большие коллективы для реализации важнейших научных задач рассказывают авторы, основываясь на редких архивных материалах.


Украинская проблема и Россия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Страдающий бог в религиях древнего мира

В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.


Украденное имя

Как московит превратился в «старшего брата»? Как могла возникнуть легенда о том, что монголо-татарское иго разделило три братских народа, а язык Киевской Руси — украинский, оказывается, сформировался только в XIV-м столетии, произошел он, якобы, от русского да еще под влиянием польского? И что было на самом деле? На каком языке говорили, например, древляне князя Мала? И когда произошла подмена и именем исконно украинской земли Руси стали называть свои земли московиты? Обстоятельные ответы на некоторые из поднятых вопросов читатель найдет в этой книге.


Путь к Цусиме

Книга профессора Московского технического училища Петра Кондратьевича Худякова написана через полтора года после Цусимской трагедии, когда еще не утихла боль, вызванная известием о гибели тысяч русских моряков; горечь от не имеющего аналогов в нашей истории поражения русского флота. Худяков собрал в этой книге уникальные свидетельства участников подготовки и похода Балтийско-Цусимской эскадры. Свидетельства преступной безответственности и некомпетентности, воровства и коррупции чиновников военного министерства, всей бюрократической системы.


Царь и Россия

Книга «Царь и Россия (Размышления о Государе Императоре Николае II)» представляет собой сборник статей, авторы которых поставили своей целью на основе фактов и личных свидетельств рассказать о царствовании последнего Российского Императора и духовном значении этого трагического периода отечественной истории в дальнейших судьбах России и всего мира.Вошедшие в первую часть книги документально обстоятельные очерки русских публицистов, государственных и военных деятелей, опубликованные в Русском Зарубежье в 1920-1950-х годах, посвящены доказательному, фактологическому разоблачению чудовищной сатанинской лжи вокруг Государя и его семьи.