Судьба штрафника. «Война всё спишет»? - [48]

Подполз наш помкомвзвода Ивлев, сообщил вполголоса, что наш взвод занимает позиции прямо перед нами, противник где-то там — и он махнул неопределенно в сторону, противоположную красной полосе на востоке. Мы, пригибаясь, начали передвигаться, в стороны от нас уходили другие взводы. В предрассветных сумерках немцы заметили какое-то движение, и начался пулеметный обстрел. Мы под огнем ползли вперед, надеясь найти окопы или траншеи, которые оставили нам части, ушедшие на переформирование. Следом ударили по нас артиллерия и минометы.

Я приткнулся к небольшому холмику, утыканному редкими веточками краснотала. Рядом то ли в окоп, то ли в воронку от бомбы упали двое пулеметчиков. Я, уткнувшись головой в песок, видел, как они быстро и деловито выдвинули из укрытия свой «максим» и изготовились стрелять — и вдруг скрежещущий, рвущий железо взрыв, всплеск огня. На мгновение, как проскок пустого кадра в фильме, все стало черным, и я увидел, как уже с неба летели вниз колеса пулемета и еще что-то. Снаряд прямым попаданием разнес в клочья и пулемет, и людей.

Осколки с фырчаньем шлепались в песок. Я стал руками (саперных лопаток у нас не было) копать ямку. Песок был текучий, осыпался, и мне никак не удавалось спрятать хотя бы голову. Говорили, что вместилище жизни душа, а я считал — голова. Пусть ранит, пусть рвет тело, но не голову!!! В этот момент мимо меня двое бойцов, пригнувшись, на шинели выносили раненого. Один из них крикнул:

— Уразов, к командиру взвода!

— А где он?

— Там! — Руки бойца держали оружие и шинель, на которой лежал раненый связной командира взвода, поэтому направление он показал мне кивком головы.

Я вскочил и, пригнувшись, побежал со всех ног, передо мной и по сторонам пузырился от пуль и осколков песок. Я соскочил в ложбинку между холмами, упал обессиленный от бега, и тут же услыхал:

— Уразов! Ко мне!

Я, не вставая, осмотрелся и невдалеке увидел окоп, больше похожий на круглую дыру или колодец. Из него выглянула голова командира взвода Пыпина, а не Садыкова, как я ожидал.

— Подползите ближе! Будете у меня связным, моего ранило. Ко мне не подползайте, а укройтесь где-нибудь поблизости и слушайте, что я буду говорить. Сейчас надо узнать, где заняли окопы наши бойцы, есть ли у них боеприпасы. Сразу не поднимайтесь, отдохните и выберите безопасное место близко от меня, чтобы меня было слышно отсюда.

Я отполз к небольшому бугорку и снова начал руками копать себе окоп. Рядом пули поднимали фонтанчики песка, недалеко упало несколько мин ротного миномета. Оказывается, я начал окапываться на виду у врага — у нас до сих пор не было точного представления, где противник и где свои, тем более что мы, как потом выяснилось, оказались на острие отвоеванного плацдарма на правом берегу Днепра. По нас били и спереди, и с боков. Из окопа-колодца я услышал:

— Уразов! Узнай у помкомвзвода, как у них дела!

Я не знал, где находится взвод, и тем более помкомвзвода. Соскочив и пригнувшись, я бросился вперед на запад, в сторону видневшихся на склоне песчаной гряды траншей. По мне ударил автоматчик — пули с вжиканьем дырявили песок вокруг. Потом рядом шлепнулась мина, образовав причудливый рисунок, похожий на солнце — в центре бугорок песка, по его окружности ободок, от которого во все стороны осколки прочертили следы, похожие на солнечные лучи. Раздалось короткое «фррр!», а затем вспарывающий звук взрыва. Всплеск огня при взрыве в солнечную погоду был незаметен.

Я бежал изо всех сил, зловещие «солнца» возникали на песке то ближе, то дальше, но, казалось, я был заколдован, и меня не брали ни пули, ни осколки. Забегая вперед, скажу, что мама после войны рассказала, что это ее молитвы меня оберегали от смерти, что она день и ночь молилась за меня и братьев.

Под песчаной грядой я наткнулся на окопы с нашими бойцами. Я спросил, сколько людей осталось после предрассветной кутерьмы, нужны ли патроны, куда доставлять ужин, воду. Оказалось, что из 60 бойцов осталось 40, уже отбили одну атаку фашистов, которую поддерживали самоходные орудия. Они подходили на прямую наводку, стреляли снизу вверх ниже бровки окопа, и снаряд, пробив стенку, разрывался в окопе.

Я вновь под огнем (началась новая атака) добрался до «колодца» комвзвода Пыпина, и, не подползая, прокричал ему все добытые сведения — теперь я ориентировочно знал, где противник. В этот долгий день наша рота отбила шесть атак и потеряла более половины бойцов.

Вечером в темноте из хозвзвода принесли в термосах горячую еду и сухой паек на день. Немцы изредка освещали передний край ракетами, вели беспокоящий огонь из автоматов и пулеметов. Немцы ужинали, натрудившись днем, и теперь только напоминали о себе, мол, мы здесь — только сунься! Но нам было не до этого, продержаться бы в обороне до подкрепления… Есть не очень хотелось, а вот напиться после целого дня беготни на жаре я не мог, но еду и воду доставляли ограниченно.

Ночью командир взвода решил осмотреть передний край, и я повел его уже проторенной дорогой. Теперь я знал все простреливаемые зоны, места, неуязвимые для прицельного огня, расположение наших окопов, ходов сообщений, пулеметных ячеек. Мы перебежками благополучно достигли склонов гребня, подползли к окопам, в одном из которых был слышен негромкий храп.