Судьба штрафника. «Война всё спишет»? - [40]

Мы брели по пыльной дороге. Солнце по-летнему нещадно палило, хотелось пить, и мы останавливались возле каждого колодца. Конвоир что-то рассказывал, но я думал о своем, стараясь понять и оправдать женщину, изменившую своему мужу, такому же солдату, как и я…

На подходе к селу Костя — так звали конвоира — сказал:

— Ну, брат, служба. Давай ремень, и пойдем разыскивать твою штрафную — она где-то в этом селе.

У меня упало сердце: штрафная — название грозное и позорное. Сюда бы со мной вместе и моего начальника оперативного отдела капитана Красильникова — не должен был он брать с собой такие документы и оставлять их без охраны!

Мы шли по селу по всем правилам: я впереди без ремня, позади Костя со штыком, направленным мне в спину. Увидев во дворе подводы и солдат, он скомандовал мне «Стой!», подошел к плетню и спросил:

— Где здесь хозяйство Сорокина?

— Это оно и есть.

— А где штаб?

— Штаб? Вон видишь палисадник с вишневыми деревьями — там командир роты.

Мы пошли туда, но навстречу вышел старший лейтенант и, предупреждая вопрос конвоира, спросил:

— К нам привел?

— В штрафную роту, товарищ старший лейтенант! — ответил Костя.

— Значит, к нам. Пойдемте! А вы опустите винтовку — здесь у нас не лагерь для заключенных, а воинская часть.

Мы подошли ко двору с небольшой хаткой. На скамье сидел солдат и ремонтировал кавалерийское седло. Увидев нас, он вытянулся и доложил:

— Товарищ командир роты! Рядовой такой-то, с разрешения командира взвода лейтенанта Козумяка занимаюсь хозяйственными делами!

— А где сам Козумяк?

— На занятии с солдатами, товарищ командир роты!

— Тогда пойдемте к Кучинскому, — сказал нам Сорокин.

Мы вошли в дом. За столом сидел, судя по петлицам, старший лейтенант административной службы. Он поднялся и шагнул навстречу Сорокину.

— Вот, товарищ Кучинский, оформите в нашу роту новенького. Конвоир, давайте документы на него.

Он расписался и передал расписку конвоиру, предварительно вскрыв пакет и бегло просмотрев содержимое.

— Все в порядке, можете идти, — сказал он конвоиру.

Конвоир Костя браво отдал честь офицерам, незаметно подмигнул мне, — мол, прощай, не унывай, — повернулся кругом и ушел.

— Внесите его в списки во взвод Козумяка, — распорядился Сорокин и отдал пакет с документами Кучинскому.

Когда Сорокин ушел, Кучинский доброжелательно посмотрел на меня, прочитал приговор, проверил продовольственный и вещевой аттестаты и сказал с украинским акцентом:

— Что, брат, влип? Ничего, у нас можно оправдаться. Даже судимость снимут, если проявишь себя в бою и смоешь грехи кровью. Да ты садись. На каких фронтах воевал?

Я отвечал кратко, где я был и что привело меня в штрафную роту.

— Ну а сейчас пойдем к лейтенанту Хазиеву.

Лейтенант Хазиев, представитель контрразведки СМЕРШ, лежал на кровати, положив ноги в сапогах на табуретку, и что-то читал. Увидев нас, он поднялся. Это был среднего роста молодой человек, красивый, розовощекий, чернявый, с острыми глазами. Он чем-то сразу мне не понравился, хотя я и не знал, кто он, — видимо, меня отталкивали очень пристальный, испытующий взгляд и серьезное лицо. Кучинский сказал:

— Вот, товарищ Хазиев, новенький. А вы, — обратился он ко мне, — когда поговорите с лейтенантом, сходите в соседний двор, найдите старшину Кобылина и скажите, чтобы накормил и поставил на все виды довольствия.

Хазиев посадил меня напротив, долго и внимательно читал копию приговора, время от времени бросая на меня пристальный взгляд. Потом начал задавать вопросы и что-то писать, продолжая всматриваться в мое лицо. Видимо, после биографических данных он описывал словесный мой портрет. Затем он объяснил, что такое штрафная рота, каковы мои обязанности, что я должен сделать, чтобы искупить свою вину. Предупредил, что невыполнение приказа командиров роты не только в бою, но и в тылу будет строго наказываться, вплоть до расстрела. Если же я проявлю себя в бою, то храбростью своей могу заслужить прощение. Может даже быть снята судимость, то есть я всегда смогу писать и говорить, что не судим.

Потом я нашел старшину Кобылина, и он сказал повару, чтобы меня накормили. «Да, штрафная, — подумалось мне, — а кормят здесь куда лучше, чем в нормальных частях. Может быть, это потому, что я ем один и повар пожалел меня?» Но позже я убедился, что это не так, здесь действительно кормили хорошо, но причину я узнал значительно позже.

Старшина рассказал, где занимается взвод Козумяка, и послал меня туда одного. Значит, здесь меня не считают заключенным, и такие, как я, пользуются относительной свободой?

Я нашел свой взвод за селом у оврага. Человек 50 сидело на пригорке, и командир взвода рассказывал им об устройстве гранат и технике броска. Он показывал приемы броска из условного окопа, а также при атаке вражеского переднего края. Лейтенант обозначил на бровке оврага вражеский окоп, отошел на какое-то расстояние, побежал на воображаемого врага, выдернул кольцо и на ходу метнул гранату. Граната попала в «окоп», скатилась в овраг и там взорвалась.

Только тогда я решился подойти к лейтенанту и представился. Козумяк приказал своему помкомвзвода Ивлеву, чтобы вписал меня в списки, и сказал мне, чтобы я сел к бойцам.