Судьба Саломеи - [3]

Через некоторое время Андрей получил известие о том, что его отец, живущий в Тулузе, тяжело болен. Андрей показал Саломее телеграмму от доктора и сказал, что он должен ехать в Тулузу и пришел с ней попрощаться. Она взглянула на него своими сердитыми глазами и сказала:

- Неужели ты думаешь, что в такие минуты я оставлю тебя одного? Неужели ты мог сомневаться в том, что я поеду вместе с тобой? Ты представишь меня твоему отцу как свою невесту.

Она действительно поехала с Андреем в Тулузу и провела там два месяца, в течение которых отец Анд- рея умирал от рака печени. Она проявила необыкновенную самоотверженность, не отходила от постели больного, не спала ночами - и когда, после похорон, она вернулась в Париж, Андрей, по первому ее слову, был готов сделать все, что она потребовала бы. Я подумал тогда, что он был прав, сказав мне однажды, что Саломея способна на все и поступков ее нельзя предвидеть.

Он как-то сказал ей, набравшись храбрости: - Ты считаешь себя умнее всех, кого ты знаешь? - Нет,- сказала она.- Себя я не считаю особенно умной. Я только считаю глупыми других, во всяком случае - многих.

- Кроме того теоретического человека, который тебе был бы нужен?

- Кроме этого человека,- сказала Саломея. - Она всегда считает, что поступает правильно и живет именно так, как нужно,- сказал мне после этого Андрей,- и разубедить ее в этом нельзя.

Я знал о ней то, чего не знал Андрей. То, что про- изошло вчера, ни к чему не обязывало ее сегодня Какая-то значительная часть душевной жизни у нее была просто атрофирована. У нее не было воспоминаний. Сегодняшний день, с наступлением темноты, уходил в небытие, и то, что произошло за этот день, переставало существовать. Она очень любила музыку, хотя была совершенно лишена музыкального слуха и не могла отличить одну мелодию от другой. Последовательность этих звуков приводила ее в состояние необыкновенного душевного возбуждения. Но запомнить эти звуки она не могла. Она забывала их так же, как она забывала свои чувства и свою собственную жизнь и жизнь тех, кто был с ней связан и кто уходил в прошлое, в котором у нее не оставалось воспоминаний.

* * *

Саломея и Андрей прожили вместе несколько лет. Она много раз уезжала и уходила от него, он посылал ей телеграммы, длинные, как письма, затем она возвращалась, и все начиналось сначала. Потом была объяв- лена война, и Андрей был мобилизован.

Перед тем как немецкая армия заняла Париж, Саломея исчезла. Андрей был в плену, в Германии. Я слышал от одного из наших товарищей, что Саломея оказалась на юге, приняла деятельное участие в партизанском движении, вышла будто бы во время войны замуж за еврейского банкира, отказалась уехать с ним из Франции - и была убита во время боя партизанского отряда с частями французской милиции. Ее похорони- ли в братской могиле, где-то недалеко от Монпелье. Андрей узнал об этом, вернувшись из плена.

Я не видел его около десяти лет. Когда я случайно встретил его в Париже, я не сразу его узнал: он постарел, облысел, изменился. Но он узнал меня. Мы вошли с ним в кафе, это было на Больших Бульварах. Он сразу заговорил о Саломее, сказал, что ездил разыскивать ее могилу и не нашел ее.

- Даже этого утешения у меня нет,- сказал он.- Как она погибла, о чем она думала в последние минуты, чье имя она произнесла?

- Ты был на войне,- сказал я.- Как ты можешь ставить такие вопросы? Ты знаешь, что в этих обстоятельствах люди чаще всего не успевают ни о чем поду- мать и не произносят никаких имен.

- И меня не было рядом с ней! - Это не твоя вина.

- Зачем я теперь существую, я не очень знаю. Чтобы переменить разговор, я спросил его, что он делает. На его лице появилось выражение от ращения. Что такое? - спросил я.

- Я искренно жалею, что не погиб там, как погибла она,- сказал он.- Я веду позорную жизнь.

- Это на тебя мало похоже.

- Вместе с тем это так. Если бы ты знал, что я делаю, ты бы отказался подать мне руку.

- Ты всегда был склонен к преувеличениям, - сказал я.- Я этому поверить не могу. Что в твоей жизни позорного?

Он объяснил мне, что во время войны он потерял все, что у него было, и теперь вынужден зарабатывать на жизнь. Он долго искал работы, писал статьи об искусстве и рецензии о книгах, но денег, которые он этим зарабатывал, едва хватало на пропитание. И тог- да ему сделали предложение, на которое он согласился.

- Что, торговля женщинами, что ли?

- Нет,- сказал он,- еще хуже. Те, кто торгуют женщинами, ты понимаешь, это профессиональные мерзавцами. Я не хочу сказать, что я их оправдываю. Но они живут в своем собственном прокаженном мире, им каждую минуту угрожает тюрьма, допросы в полиции, общественное презрение и так далее. Я делаю работу не менее подлую, чем они, но с той разницей, что мне ничто не угрожает.

- Что же ты делаешь, в конце концов?

Он опять сморщился от отвращения и скандал:

- Я пишу слова для песенок и куплеты для опере- ток. Ты 'понимаешь? Вспомни наши университетские годы, Малармэ, Варели, Рильке. И после этого...

- Но кроме этого ты что-нибудь пишешь? для себя?

- Я пробовал, я не могу,- сказал он.- Я настоль- ко пропитан теперь этой опереточной пошлятиной и этим идиотизмом, что я чувствую себя хронически отравленным.