Судьба на плечах - [115]
А младший может, я знаю. Он теперь ко всем своим детишкам приглядываться станет.
– А как же… Прометей?
– А он за свою глупость будет платить по-своему.
Отодвинул блюдо, оглядел стол… подумал: может, еще фигами заесть?
И заел. Под бесмысленным взглядом Гефеста, который в жизни не видел меня в хорошем расположении духа.
Кузнец смотрел, как я отправляю в рот фиги. Так пристально, будто надеялся узреть в них истину.
– То, что я разрушил…–- наконец медленно выговорил он. – Восстановлю.
И похромал к дверям. Приземистый, ссутуленный, с безжизненно свисающими руками. Благодарить больше не стал – палачей благодарить не положено.
Я покивал ему вслед – ну-ну, восстанавливай, нам тут помощь не помешает.
Виски слабо давило – внутри них молоточками стучали вопли Прометея: «Я знаю, кто… я знаю!» Или, может, какие-то другие голоса, повторяющие мое имя – вслушиваться не хотелось. От сытости клонило в сон, хотя – какой тут сон…
– Входи, – сказал я, поднимаясь с пиршественного ложа.
Эвклей притопал тут же: дожидался за дверью. Отекший, припадающий на левую ногу и прижимающий к лысине пропитанную каким-то снадобьем тряпицу. Под тряпицей бугрилась изрядная шишка.
– Прибрали?
– А что тут приберешь? – каркнул распорядитель. Сразу кинулся к столу, запустил пятерню в жаркое. – Полмира разворотил, скотина! Два моста – вдребезги. Ворота. Поля асфоделя… как стадо кабанов прогулялось. Пещерным, которые на флегетонских берегах живут, дома порушил. Поля Мук…! – баранина приглушила грязное ругательство. – Я б его…
– На скалу. И орла – печень клевать, - предложил я.
– Я б этому недопырку сам печень клевал, – прошипел Эвклей, щедро заливая в глотку вино, а за ним кидая куски сыра.
Летело как в топку.
– Какому?
– Что – какому?! Олимпийскому этому… какому ж еще. Поля Мук, это ж подумать только! Чуть Менетия не освободил! Кинулся, голосит: друг мой, да я ж тебя в обиду не дам… грифов перебил! Кузнец…
– Какой?
Эвклей перестал двигать челюстями. Поправил тряпку на лысине. Посмотрел, как я расхаживаю по чертогу.
– Он тебя, случайно, не по голове треснул?
– Кто?
– Олимпиец.
– Здесь подземный мир. Сюда не наведываются олимпийцы. Если наведываются – неохотно. Забыл?
– А-а, – протянул Эвклей, щурясь. – Вот, значит… ага. И откуда ж у тебя метка на физиономии? Упал, ударился? О двузубец свой?
– В подземном мире чего не бывает. Обитель чудовищ. Непокорная. Непредсказуемая…
Непокорный и непредсказуемый мир сердито ворчал – пес, которому подбили лапу.
– Ага, ага… – Эвклей жует уже лихорадочно. Жует – как мыслит. – А что же это по миру пронеслось? Четыре ветра напились, побуянить внизу решили?
– Мало ли кто здесь может буянить. Стигийские взбесились. Кто-то из великанов не поладил с Лиссой …
Эвклей причмокнул. Побарабанил жирными пальцами по столу.
– Одних стигийских маловато: очень уж все порушено. Великаны это были. Или дракон. Там все в огне – так что можно дракона…
– К Ате сходишь сам?
Эвклей скривился. Совершил невиданное: положил обратно румяное яблоко, которое успел сгрести со стола.
– Не ладим мы с ней. Лучше – если ты.
А почему бы и нет – все равно ведь миром пора заняться.
Уходя восстанавливать разрушения, Эвклей задумчиво обронил:
– Хорошо еще – судов нету… не расхлебались бы.
Я был с ним согласен.
И без того с трудом расхлебались.
Завертелось Иксионовым колесом: вызвать с Олимпа Ату через Гипноса, поведать ей, что в вотчине новое чудовище объявилось: дракон из недобитых Ехидниных деток. Где скрывался до того – непонятно… вот, вылез, наделал дел, пока я его в Тартар не запихал.
Ата кивает одобрительно, трет пухлые ладошки, меняет цвет глаз. Потом, ласково:
– Не волнуйся, я придумаю, где он скрывался, этот дракон…
Вот и хорошо. Теперь собрать свиту. Тех, кто присутствовал сам, тех, кто видел. Угрожая всеми мыслимыми и немыслимыми карами… никакого Гефеста не было. Был дракон. Среди подземных дураков немного, все быстро мотают головами: да какой тут Гефест… да сплошные драконы вокруг!
И взгляды – тревога с восхищением напополам. И немым вопросом. Ладно, нет времени разбираться…
Поля Мук подрагивают под ногами, перепуганные яростью Гефеста. Палачей и Кер, которые сунулись мешать кузнецу, укладывают ровными пластами. Грузят на колесницы, отправляют к Гекате – пусть творит чудеса со своими снадобьями.
Данаиды уже получили по новому кувшину, пифос восстановлен – можно опять лить воду в треснутый. Тантал сидит на дне пересохшей речки и кроет Гефеста отборной бранью. Груши Танталу так и не досталось, зато ветка ткнула в глаз. Правда, он эту же ветку и сглодал. Ладно, восстановить силой воли, что можно.
Эвклей и его великаны прикатили назад колесо с Иксионом. Титан уже не орет – тихо стонет. Накатался.
Менетий возлежит весь в тушках убитых грифов, оковы наполовину сломаны. Титан ржет так, что пуганые данаиды бегут к колодцу вдвое быстрее. «Представляете, этот остолоп принял меня за Прометея!!! Ага-га-га-га…» Смеха в Менетии убавляется, когда к нему возвращаются грифы.
