Судьба Конрада - [44]

вырасти из этой привычки угождать лишь себе.

Граф Роберт противостоял ей куда лучше, чем мог бы я. Он улыбнулся:

– Но ты сама попросила меня уладить это, матушка.

– Но не сейчас, Роберт. Не когда к нам собирается общество отпраздновать твою помолвку! Амос, эта тарелка грязная. Видишь, пятнышко здесь на краю?

Мистер Амос склонился над ее плечом и изучил тарелку.

– Думаю, это часть рисунка, миледи, – он бросил на графа Роберта недоброжелательный взгляд. – Я велю немедленно заменить ее, – и он щелкнул пальцами Кристоферу.

К тому времени, когда Кристофер присвистел обратно с новой тарелкой, на графа Роберта обрушилась настоящая взбучка.

– И ты даже не подумал, где эта твоя наемница будет есть, – говорила графиня. – Как подумаю обо всех трудах, которые я вложила, чтобы научить тебя, что джентльмен должен думать о других, я прихожу в отчаяние, Роберт! Ты ведешь себя как жадный ребенок. Жадный и эгоистичный. Я, я, я! Ты такой слабохарактерный. Почему ты хотя бы раз не можешь поучиться быть сильным? Почему?

Снова заняв свое место у стены, Кристофер закатил глаза. Действительно было просто поразительно, как графиня наседала на графа Роберта, которому, в конце концов, принадлежало Столлери – будто он шестилетний ребенок, будто не было замерших точно деревянные статуи лакеев, или нас, слушающих ее, или мистера Амоса, стоявшего возле сервировочного столика и выглядевшего злорадно довольным тем, что у графа неприятности. Я чувствовал себя неловко. Но кроме того мне ужасно любопытно было узнать, что такого сделал граф Роберт, чтобы настолько разозлить графиню и мистера Амоса.

Теперь графиня разглагольствовала насчет того, как слабохарактерность графа Роберта проявлялась, когда он еще был маленьким ребенком, и постоянно напоминала о плохих поступках, которые он совершил, когда ему было два, четыре или десять лет. Граф просто сидел, стоически перенося это. Леди Фелиция не поднимала головы от тарелки. Но графиня заметила и ее.

– Рада видеть, что твои глупые проблемы с едой закончилось, дорогая.

– Это была ерунда, матушка, – ответила леди Фелиция.

Тогда графиня решила, что рыба пережарена, и велела мистеру Амосу отправить ее обратно на кухню. Мистер Амос щелкнул пальцами, чтобы я взял ее.

– И обязательно сообщи повару, – велел он, протягивая мне нагруженный поднос, – что именно не понравилось ее светлости.

Я пропустил следующую часть, пока ходил через вестибюль и качающуюся дверь, вниз по ступеням в подвал и на кухню, но Кристофер сказал, всё продолжалось точно так же. На кухне повар упер руки в боки и насмешливо уставился на меня. Все лакеи звали его Великий Диктатор, но я считал его милым человеком.

– А с этим что не так? – спросил он меня.

– Она говорит: пережарено, – ответил я. – Она в ужасно плохом настроении.

– Один из таких вечеров, а? Чары для похудания вызвали у нее несварение, и она бережет себя для жаркого, да? Хорошо, возвращайся и скажи, что ваш покорный слуга падает ниц, распластавшись по ковру. И не стоит упоминать, что рыба была идеальна.

Я прошел обратно весь путь до столовой, куда мне удалось проникнуть почти точно так, как следовало – почти бесшумно скользнув в сторону. Мистер Амос ждал меня там. В комнате позади его объемистой грушеподобной фигуры ощущалась гроза.

– И что повар сказал в свое оправдание? – торопливо и тихо спросил он.

– Он падает ниц, распластавшись по ковру, и я не должен говорить, что рыба была идеальна, – ответил я.

Глупо с моей стороны. Думаю, это всё влияние Кристофера. Мистер Амос получил прекрасную возможность излить немного своего плохого настроения на меня. Он пронзил меня взглядом своих глаз цвета камня, и у меня ослабели ноги. К счастью для меня, леди Фелиция выбрала этот момент, чтобы вскочить со стула и швырнуть на стол салфетку. Два бокала перевернулись.

– Матушка! – почти завопила она. – Не могла бы ты прекратить так наседать на Роберта, будто он совершил преступление! Он всего лишь нанял библиотекаршу, которую ты просила его нанять! Так что оставь его в покое, пожалуйста!

Графиня повернулась к леди Фелиции. Ее глаза расширились, а губы начали складываться в «По…» одного из ее ужасных «Почему?»

– И если ты еще раз скажешь: «Почему, дорогая?», – завопила леди Фелиция, – я схвачу этот подсвечник и размозжу им тебе голову!

Она издала нечто среднее между смешком и всхлипом и кинулась к двери. Нам с мистером Амосом пришлось отпрыгнуть с ее пути. Леди Фелиция промчалась мимо нас и, словно теплый благоухающий ураган, с грохотом выскочила из комнаты, хлопнув за собой дверью.

После нее в комнате осталась напряженная мертвая тишина. Эндрю и другие лакеи вступили в действие – тихо и на цыпочках, – вытирая пролитое вино, поднимая упавшие бокалы и убирая все ножи, вилки и ложки с места леди Фелиции. Двое оставшихся за столом просто сидели, будто ничего не произошло, пока мистер Амос обходил вокруг, чтобы зашептать графине на ухо:

– Повар присылает свои глубочайшие извинения, миледи, и говорит, что такого больше не повторится. Позвольте подать следующее блюдо, миледи.

Графиня замороженно кивнула. Поскольку лакеи были заняты вытиранием вина, мистер Амос поманил меня и Кристофера к пищевому лифту и передал нам супницы и соусницы, чтобы отнести их к столу. Я не был уверен, куда их поставить, но Кристофер проносился с ними через комнату и бухал, куда придется, а потом кланялся и хлопал обеими руками по подставкам, словно знал, что делает. Беря мощное блюдо, на котором горой высилось мясо, мистер Амос пронзил его взглядом через плечо.