Судьба изгоя - [5]

— Как это, какую? Об этом уже вся дружина, как растревоженный улей гудит. — Удивленно посмотрел на него Тур.

— О чем гудит? — Устало посмотрел Богуш на друга. — Слушай, я только сменился. Так что говори сразу толком, что тут такого произошло, пока я на стене вышагивал. Честно, устал. Не до новостей. Отдохнуть просто хочется.

— Давид себе из дружины, охотников набирает.

— В набег, что ли собрался? — Сладко зевнул Богуш.

— Да нет паря. — Покивал из стороны в сторону головой Тур. — Не в набег. Говорят, он в Литву уйти собирается.

— Как это, в Литву? — Сонливость как рукой сняло. — Зачем?

— А ты как думаешь?

— Да ничего я не думаю. — Махнул рукой Богуш. — Я просто не понимаю, зачем ему из родного города уходить куда-то?

— Этот вопрос, сейчас многие себе задают. Но я не об этом. Ты со мной, в дружину к Давиду пойдешь?

— Тебе вот прямо сейчас ответить? Не разобравшись в чем дело?

— В чем ты тут разбираться собрался? Вопрос-то простой. Пойдешь с Давидом или нет?

— Если ты идешь, то и я пойду. — Пожал плечами Богуш. — Куда я от тебя денусь? А теперь, ради бога отстань. Дай отдохнуть немного.

Спустя неделю после этого разговора, скончался князь Давмонт в своих покоях. Горьким плачем по князю, и неподдельной скорбью, встретили это известие Псковичи. Любили его горожане. За воинское умение, за доброту да за щедрость. Не на словах беспокоился он о людях, а делами то беспокойство подтверждал. Сирот, убогих да немощных, поддерживал. Всегда и всех, не различая рангов, по справедливости судил. Первым, на восточной Руси город каменной стеной огородил. Да денег своих на постройку не жалел. За каменной стеной, жить-то спокойней и безопасней. Не удивительно, что за таким князем Псковичи, готовы были идти хоть в огонь, хоть в воду. Но вот не стало защитника и опоры. А впереди, только пугающая неизвестность.

Через несколько дней, после похорон отца, из города отъехал с небольшой дружиной Давид. Дружинники, все больше молодежь в основном. Сыновья да внуки тех воинов, что когда-то с Давмонтом в Псков пришли. Отцам да дедам на родную землю, где родились и выросли, путь заказан был. Но может их наследникам улыбнется счастье. Может, удастся вернуть то, что их родители когда-то потеряли.

Весь город сбежался, чтобы проводить княжича. Женщины, как всегда в таких случаях бывает, когда близких людей в неведомый путь провожаешь, подвывали, уткнув лица в платки. Мужчины тяжело вздыхали, отводя хмурые взгляды в сторону. Все понимали, что Давид, приносит сейчас себя в жертву. Княжич, становясь на путь изгоя, ради их спокойствия. Останься он в городе, это вызовет сильное раздражение и недовольство в Новгороде, да Московском княжестве. Вслед за этим недовольством и до войны, между соседями, недалеко. Тут и так врагов хватает. Только отбиваться поспевай. Так что междоусобная грызня, совсем ни к чему. Ни простому люду, ни купцам с боярами.

— Если нужда во мне будет, зовите. — Остановившись в городских воротах, обратился на прощание к горожанам Давид. — Где-бы я не находился. Чтобы не делал. Всегда на ваш зов откликнусь. — И пришпорив коня, выехал из города, более не оборачиваясь.

Горожане, еще долго стояли на городских стенах и печально смотрели в ту сторону, куда уехал княжич. Тяжким камнем на сердце, лег им отъезд Давида из города.

— Ну вот. Нет у нас теперь дома, друже. — Почему-то улыбаясь, хлопнул рукой по плечу Богуша Тур. — Теперь, мы мало чем от лихого разбойного люда отличаемся.

— Ну и чему тут радоваться? — Бросил хмурый взгляд на друга Богуш.

— Да я не радуюсь. — Отвернулся от него Тур. — Так, я пытаюсь свою грусть-печаль куда-нибудь поглубже засунуть. Да страх свой, перед неизвестностью, что нас ожидает, унять.

— Получается?

— Если честно, не очень. — Признался друг.

— Да ладно брат. Поживем, увидим, что нас впереди ожидает. Терзаться сомнениями, только понапрасну себя изводить. Глянь на Давида. Он спокоен, а значит, у него план имеется. А это в свою очередь значит, что и нам беспокоится особо не о чем. Да и вообще-то, это ты меня на этот поход подбил. Это тебе, меня успокаивать надо, а не наоборот. Так что прекращай, как ты выразился, грусть-печаль наводить. Раньше думать надо было.

— Да нет. Я за Давидом решил идти до конца. Здесь никаких сомнений. Только, не привычно слегка. Головой, да сразу в омут. Согласись, ведь трудно предугадать, как нас в Литве встретят.

— Как встретят, так и встретят. — Отмахнулся от Тура Богуш.

Примерно такие же сомнения терзали душу самого Давида. Только он своим людям вида не показывал, и старался выглядеть спокойным, и уверенным. А терзаться сомнениями у него было больше причин, чем у всех его дружинников вместе взятых. Как ни крути, а все же ему придется ответить за грехи отца. Да и не только отца.

Полюш, старший сводный брат, не пожелал с отцом в изгнание уйти. Если отец по принуждению родную землю воевал, то Полюш по своему желанию, ее кровью соотечественников залил. И ведь мало кого волновать будет, что он своего сводного брата ни разу в жизни в глаза не видел. И осуждает за то, что тот столько бед натворил, и в услужение к ордену подался. Про себя Давид одно решил. Как-бы его судьба не сложилась, но ордену он служить не будет. Это тот враг, который никогда ему другом не станет. Отец с детства ему говорил.