Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [55]

Другим отличительным и обязательным атрибутом нашей жизни 60–80 годов ХХ века была шефская помощь долгостроям, овощебазам, колхозам и совхозам. Сентябрь–октябрь практически ни одно научное учреждение полноценно не работало, так как все были в поле, где шла «битва за урожай» картошки, капусты и различных корнеплодов. Тех, кто этим должен был заниматься по определению и за сельскую зарплату или трудодни, на полях не было видно. Недели проходили в бестолковом безделье. Я проводил учет ежедневной занятости наших сотрудников на поле. Почти 90% сотрудников четырех лабораторий было не занято никаким трудом в течение двух недель. Приложив эти данные к рапорту на имя директора, я объяснил, почему я не считаю возможным участвовать в «шефской помощи». Перед тем как коллектив института отправлять «на картошку», в штат института временно нанималась бригада строителей из четырех человек, которые раньше нас уезжали в село и оборудовали лагерь для будущих шефов. Мы с сотрудниками лаборатории предложили прекратить эту практику, вместо этого посылать мужскую часть нашей лаборатории на строительство и оборудование такого лагеря в зачет пребывания всей лаборатории на «картошке». После некоторых раздумий дирекция приняла наше предложение.

К одной из сотрудниц института Лене Комковой на остров приехала ее подруга из одного дальневосточного города. Она попала на море первый раз и была поражена красотой островов, мимо которых шел паром до нашей биостанции. Лена попросила меня прокатить их по заливу на катере, показать все наши достопримечательности и организовать рыбалку. На следующий день мы, взяв рыбацкие снасти, картофель и необходимые приправы для ухи, отправились на отдых. Светило яркое солнце, дул легкий северо–восточный бриз, мы обдуваемые ветерком неслись на катере, рассекая волны. Чтобы лучше осматривать проносящиеся мимо пейзажи, мои стройные спутницы стояли по бокам от меня в купальниках, слишком закрытых, по моему мнению. Бикини еще не пришли за «железный занавес», в то время как женщины почти на всех пляжах капиталистического мира не чурались показа своих почти не одетых прелестей, а на тропических пляжах Сейшельских и Мальдивских островов многие вообще загорали с обнаженной грудью к удивлению и удовольствию наших рыбаков и научных сотрудников.

Мы посмотрели все сколько–нибудь необычные и замечательные скалы и кекуры, полюбовались ярко–оранжевыми склонами сопок, сплошь покрытыми цветущими лилиями, и посетили уникальную колонию морских уточек, живущих в земляных норах. Наловили прекрасной камбалы, сварили уху и вдоволь накупались. Я исподволь сравнивал обеих подруг, которые давно не виделись и были заняты друг другом, меня они как бы вовсе не замечали, изредка одновременно бросая взгляды в мою сторону, и нашел, что приезжая Земфира стройнее и пластичнее. Лена сказала, что ее муж готовит на вечер баню, мы еще немного поплавали и позагорали и поехали на наш берег. Мои спутницы отправились домой, а я остался, чтобы навести в катере порядок, заправить его горючим для завтрашних работ и поставить в ангар.

Когда я пришел в баню, Лена заявила, что ее муж попарит ее и меня, а на третье тело у него сил не хватит, да она и не пустит его к Земфире (позже я понял почему), так что мою соплеменницу придется парить мне. Ну не отказываться же было мне–парильщику с почти двадцатилетним стажем. Я вошел в парилку, и у меня перехватило дух, нет, не от жары (для меня эта баня была холодновата) - на полке лежала нагая Венера Милосская, только живая, с целыми руками и высокой потрясающе классической формы грудью. Я брызнул на каменку влагой, которая осталась на вениках, и стал ублажать ими это чудо природы, используя все свое мастерство, которому меня научили и в полевых, и стационарных геологических парилках. В завершение я попросил ее лечь на живот на скамейке в предбаннике и позвал Лену, она знала, чем я люблю завершать паренье. Мы набрали по ведру холодной и горячей воды, Лена вылила на спину нашей «жертвы» холодную воду, а я мгновенно — нахлыстом вдоль всего тела выплеснул ведро горячей воды. Наша распаренная красавица ахнула, ее руки пыталась взметнуться от неожиданности вверх и тут же бессильно опустились, она через силу, слабым, но восхищенным голосом выдохнула: «Наслажденье выше полового!» Во время ужина Елена сказала, что ее гостья хочет посмотреть мою коллекцию пластинок и может быть что–нибудь из нее послушать. Мы пошли ко мне. В каминном зале, который служил мне и гостиной, и рабочим кабинетом, и спальней, на высоких антресолях, вдоль самой длинной стены от пола до потолка размещался стеллаж, который был забит книгами и сотнями пластинок. Моя гостья удивилась и сказала, что не хватит жизни, чтобы все это прослушать. Я возразил, что все это можно прослушать, если не есть, не пить и не спать непрерывно два с половиной месяца. Она поинтересовалась — имеется ли у меня Фаусто Папетти. Я достал пять пластинок и предложил ей выбрать любую мелодию. Она призналась, что лишь один раз слышала его композицию по радио и готова слушать все. Расположившись у камина с бокалами «Хванчкары», мы засиделись далеко за полночь под чарующие звуки саксофона, исполнявшего всемирно известные композиции. Когда полилась волшебная мелодия «Летний день» Гершвина, Земфира сказала, что не хотела бы беспокоить своих приятелей (мне показалось, это было не главным), и попросила разрешения остаться ночевать у меня. Я предложил этой удивительной женщине на выбор любую из комнат и что она пожелает: кровать или диван, или антресоль. Она выбрала антресоль, так как еще никогда не спала в таком необычном месте и поинтересовалась, где остаток ночи проведу я. Я, даже не подумав, что она имеет в виду, неожиданно для самого себя выпалил: «Где скажете». Совсем немного задумавшись, она произнесла то ли с сомнением, то ли с надеждой: «Мне на такой высоте будет непривычно и страшно спать одной, вдруг я упаду». (Антресоль, между прочим, была отгорожена полуметровым резным штакетником). У меня заколотилось сердце от предчувствия обладания этим прекрасным телом. Похожие ночи удивительно очаровательные были лишь в Болгарии.