Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - [51]
Для современного человека, обогащенного сведениями о живой и неживой природе из многочисленных телевизионных передач, понятия «коралловые рифы» и «тропические моря» пожалуй, стали практически неразделимыми. Для одних — это теплые прозрачные воды с прекрасными песчаными пляжами и респектабельными курортами, для других — место добычи перламутровых раковин, жемчуга, благородных красного и черного кораллов. Многие при упоминании этих словосочетаний вспоминают о грозной опасности, подстерегавшей корабли, имевшие неосторожность приблизиться к вечно бурлящим и всегда коварным рифам. Здесь находили свой конец и прославленные, и безвестные моряки. Коралловые рифы в течение тысячелетий составляют основу жизни целых народов, исконных обитателей островов тропической зоны Мирового океана, по площади равной почти двадцати Европам.
Безусловно, коралловые рифы — это красота и дорогие украшения, экзотика и опасности, место для жизни людей и объект интереса вездесущей науки. Но прежде всего это экосистема — совокупность морских организмов и их среды обитания. Исследователи многих стран изучают биологию коралловых рифов, закономерности их развития, проблемы сохранения и восстановления этой уникальной экосистемы.
Мы работали с упоением и необыкновенным вдохновением. Во–первых, кругом неописуемая красота рифа и его разнообразие. Не было ни одной повторяющейся по богатству животных и растений трансекты. Во–вторых, мы смогли понять экосистему рифового сообщества, разобраться в его зональности. Рифовые зоны оказались не просто местом со своей морфологией на определенной глубине. Они могут сосуществовать только в тесной взаимосвязи с населяющими эти зоны с вполне определенными флорой и фауной и окружающей их природной средой.
Наша экспедиционная жизнь вошла в устоявшийся привычный ритм: все, кто мог переболеть, переболели, выздоровели и прикачались; установился почти полный штиль; водолазам оставалось нырять в заведенном конвейерном режиме, покрывая станциями и разрезами сотни метров морского дна. И тут наш шеф объявил о проведении ночных спусков. Мы к этому времени уже знали, что акулы днем пищу переваривают, а как раз ночью ее добывают. Следует учитывать, что в темноте всегда неуютно и страшновато, а под водой тем более. Тем не менее снаряжение и акваланги к закату были приготовлены. Вот как это необычное событие описывал один из участников экспедиции: " К нам вдруг подошел Костя Тараканов с тетрадкой в руках, он присел на тамбучину люка, неторопливо набил свою трубочку вкусно пахнущим табаком и ласково сказал: — А вот я вам кое–чего почитаю! — это был самодельный перевод нашумевшего бестселлера Питера Бенчли «Челюсти» об акуле–людоеде, экранизацию которого мы посмотрели в Сингапуре. Мы сгрудились вокруг Константина и под глухое постукивание компрессора он начал читать бархатным голосом: — Гигантская рыба двигалась в толще морской воды, взбудораживая короткие вихри своим серповидным хвостом… — мы слушали раскрыв рот. — …В первый момент женщина подумала, что она задела ногой скалу или кусок плывущего дерева. Это не было началом страдания — это был только несильный удар, вызывающий синяк. Она потянулась вниз, пощупать свою ногу, загребая воду левой голенью, чтобы поддерживать голову над поверхностью воды, шаря во тьме своей левой рукой. Она не смогла найти свою ногу. Она потянула выше по голени и на нее нахлынула волна тошноты и головокружения. Ее дрожащие пальцы обнаружили торчащую кость из измочаленной плоти. И тогда она поняла, что теплый, пульсирующий поток среди холодной воды, обмывавший ее пальцы, был ее собственной кровью… За бортом что–то плеснуло. Мы вздрогнули.
— На сегодня хватит, — жизнерадостно произнес Костя и, попыхивая трубочкой, удалился. Аппараты забиты, и пора идти под воду. Мы подошли к борту. Прожектор выхватывал в прозрачной воде неясные движущиеся тени.
— По–моему, это акулы, — сделал я осторожное предположение.
— Мы не в английском военном флоте, где появление акул не является уважительной причиной для прекращения водолазных работ, — продолжил капитулянтскую линию Шурик.
Но тут появился шеф, облаченный в водолазные доспехи, и мы поняли, что мосты сожжены. Он бодро спустился по трапу и сунул голову с надетой маской в воду, пытаясь разглядеть близорукими глазами интригующие тени. На наши советы — не засовывать глубоко в воду наиболее мясистые части тела шеф не реагировал. Наконец он вылез и преувеличенно спокойным тоном сказал: — Это окуни.
С тяжелыми вздохами Саша Мурейко и Яша Рахманов с видом приговоренных начали надевать водолазные одежды смертников. Они ушли под воду с фонарями и фотоаппаратом. Ночную синеву моря стали пронизывать яркие сполохи — это у них исправно работала фотовспышка. Вылезли они полные восторгов. Саша, захлебываясь, рассказывал, как там хорошо, красиво и интересно. Мы же отнесли это возбуждение на счет лишних выделений адреналина в крови. Теперь уже надевать водолазные саваны пришла очередь мне, Сереже Кухаренко (в обиходе Кухарю) и Коле. Воодушевленные живым примером первой тройки, мы попрыгали в воду. Мягкий рассеянный свет от судового прожектора подсвечивал воду. Казалось, что она чуть–чуть светится изнутри и на фоне этого бледного мерцания черно–синими контурами проступают фантастические контуры кораллов. На банках коралловые постройки часто имеют формы замков, бастионов, изломанных ветвистых линий. Поэтому сейчас, в ночи, возникало ощущение полета над хаотичным нагромождением загадочного города, разрушенного неведомой силой. Включаю фонарь, и эти «мертвые обломки цивилизации» вспыхивают живыми красками: кораллы, опушенные миллионами шевелящихся щупальцев, и спящие в убежищах цветастые рыбки. Под плитой известняка свернулась кольцом морская змея и лишь лениво пошевелила головой, освещенная лучом фонаря. Ночью все кажется преувеличенно ярким, выпуклым, броским и совсем непохожим на дневную подводную жизнь. Фотоаппараты в наших руках то и дело блистают вспышками. Пленки отсняты. Пора выходить. Я отдаю Кухарю фонарь и начинаю сматывать трансекту, которую проложила по дну первая тройка водолазов. Бодро кручу катушку. Сейчас мы должны выйти к гире, висящей с борта почти до самого дна. Но что это — в руках разлохмаченный обрывок трансекты. Гири нет. Кругом мрак. В нескольких сотнях миль от ближайшего берега на глубине пятнадцать метров трое молодых людей тупо рассматривают конец веревки. Стало ясно, что капроновый фал перетерся о кораллы, судно повернуло на якоре, у нас уже мало воздуха и сейчас время ужина у крупных морских хищников. Мы распустили вверх веером лучи наших фонарей и с большим удовольствием увидели выступающее из темноты сыто выпученное брюхо нашего судна. На борту мы оказались очень быстро и так же взахлеб рассказывали, какая там красота и что такого уже нигде не увидишь».
