Судьба и воля - [6]

Шрифт
Интервал

– Был у друзей, выпили – и замешкался со временем, простите, парни.

Один из них готов был его отпустить, погрозив кулаком:

– Беги, пацан, и не попадайся. Там дальше немцы КПП устроили.

Однако второй оказался принципиальным и повторно потребовал документы. Борис мог легко справиться с обоими, но в случае, если кому-то из них удастся поднять тревогу, выстрелить, и его поймают, то в его кармане найдут документы, а там домашний адрес. Этого он допустить не мог. Пришлось еще раз сослаться на то, что выпил и документы забыл дома. Они не стали продолжать расспросы, а просто приказали следовать за ними. Его привели в префектуру напротив парка Кронвальда. По узкой лестнице спустились в подвал и только перед самой дверью принципиальный прошипел ему в ухо:

– Ты ведь еврей, а звезду не надел. Там парни научат тебя законы соблюдать! – и ударом приклада впихнул его в помещение с низким потолком, освещенное двумя яркими лампами. Вдоль стен стояли лавки. На них сидели человек десять полицаев, а по полу ползали старики евреи, некоторые религиозные, с пейсами, в лапсердаках. Пол был залит кровью, и их одежда тоже вся была в крови. Несчастные языками вылизывали пол под одобрительные выкрики шуцманов. Те были так увлечены издевательством над стариками, что не обратили на вошедших внимание, но вдруг один из них вскочил со скамьи и, прихватив Бориса за куртку, буркнул его конвоиру:

– Этого жида я сам пристрелю!

И пока тот не опомнился, выволок Бориса на улицу. Это был Эйнар Янсонс – капитан футбольной команды латышской «банды». Борис не раз сталкивался с ним на футбольном поле. И в драках, и в гимнастике Эйнар был его главным соперником. Они перешли дорогу и вошли в парк. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, Эйнар развернул его к себе, спросил:

– Узнаешь?

Тот кивнул утвердительно.

– Дашь мне по морде так, чтобы видно было, и беги!

Борька не заставил себя уговаривать– благодарности потом, он вмазал Эйнару по скуле так, что у того сразу вздулся шишкой синяк, и побежал, прячась в тени деревьев.

На выходе из парка, у самых трамвайных путей, в лицо ударил слепящий луч фонаря. Через несколько минут Залесского втащили в тот же подвал. На этот раз он оказался на полу в центре помещения. Полицаи не узнали его, и это Борьку спасло. Эйнара не было, он появился через минуту с мокрой тряпкой, прижатой ко вздувшемуся кровоподтеку. Оценив драматизм происходящего, Янсон сходу врезал сапогом Борьке по ребрам и, матерясь, сообщил присутствующим, что к этому еврею у него личные претензии. Он снова выгнал его на улицу и повел через все тот же парк, перехватив винтовку за цевьё. Борис молчал, говорил Эйнар:

– Ты совсем дурак? Сейчас бы не только тебя пристрелили, они, если бы соображали получше и не были пьяными, и меня сдали в СД.

На этот раз он довел Борьку до дома. У двери они остановились. Борис собрался поблагодарить его, но Эйнар перебил. Он сказал, что завтра его отправляют в боевые части:

– Я знаю, меня убьют на фронте, а ты, если выживешь, запомни: не все мы звери. Я представить себе не мог, что наши парни станут такое с вами вытворять.

Борька стиснул его руку выше локтя, обнять не решился.

Эйнар, оглянувшись, сам притянул его к себе, застыл на мгновение и, резко развернувшись, ушел.

Глава 2

Вечность не боялась прошлого, они были на равных. Вечность принимала его в себя, и он, ощущая ее обволакивающую надежность, больше не тревожил продолжающих жить всплесками синусоид.

Высота, с которой он озирал прожитую жизнь, сглаживала пики. Пронзительная боль, гнев, ненависть, смешиваясь в этом бесконечном, открывшемся ему, клубились успокоенной печалью, горькой философией неизбежности финала для всех.


Мюнхен лежал в развалинах. Последние дни бомбить стали реже, и их снова привели на завод, часть которого находилась в подземных помещениях. На верхнем этаже станочный цех наполовину был разрушен, но станки уцелевшей зоны работали, пока хватало топлива для дизель-генератора. «Сименс» производил оборудование для линий высоковольтных передач постоянного тока. Заключенные об этом не знали. Те детали, которые они изготавливали на своих участках, не давали представления о конечной цели. На завод привозили из близлежащего лагеря пеструю команду: русские, французы, немцы и евреи заполняли остатки цехов и под присмотром немногочисленной охраны работали с перерывами на воздушные тревоги. На этот раз сирены не среагировали на одинокий легкий бомбардировщик, американский «Дуглас-А20», и веер сброшенных им бомб дотянулся до последнего в Мюнхене производства корпорации.


Борис был оглушен взрывом, но быстро пришел в себя. Часть перекрытий обрушилась, похоронив под собой и рабочих и их охрану, а наверху две оставшиеся целыми при прежних налетах стены сравняло с землей. Там, похоже, не выжил никто. В том верхнем цеху работал Мишка Шерман, и Борис пытался отыскать его, живого или мертвого, но понял, что не в его силах справится с завалами, под которыми возможно остался его друг. Их осталось трое: он, один француз с перебитой рукой и русский, совсем молодой парень… Этого, с поврежденной рукой, он едва успел выхватить из-под обрушившейся перегородки в нижнем помещении, тот видел падающие на него балки, но не смог опереться на повисшую безвольно руку, и Борис выдернул его в последний миг, спасая от неминуемой смерти. Русский, видимо, был серьезно контужен, почти ничего не слышал. Оба были растеряны, их никто не охранял, и они уцепились за него, почувствовав в нем внутреннюю силу, способность принимать решения…


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.