Судьба и воля - [3]
Первый опыт влечения к противоположному полу он пережил, когда ему не было и десяти. Среди сестриных подруг была девочка чуть старше его. Ее звали, как и его мать, Диной. В главном зале их дома были диваны на высоких ножках. Они позволяли малышне пролезать под ними по паркету по-пластунски, и дети затеяли игру. Распластавшись по полу, они по очереди проползали под этими диванами, для скорости вытаскивая друг друга за руки или за ноги. Так у них выстраивался ручеек кругового движения.
Борька ловил момент, когда надо было вытаскивать Дину, и хватал ее за ножку: вначале за лодыжку, потом за коленку, а потом и выше. И тогда он почувствовал неизведанное раньше волнение. Прикосновения к ее бедру вызывали у него такие приливы крови, что ему казалось, что у него горит кожа… Он делал вид, что ничего особенного не происходит и он касается того места выше коленки случайно, просто так вышло, ведь движение ручейка должно быть быстрым и безостановочным. Но однажды он встретился с Дининым взглядом, и в ее прищуре было такое, что он понял: его прикосновения не остаются незамеченными, и ее это тоже волнует. Это открытие придало ему смелости, и у них с этой красивой девочкой установились тайные отношения.
Теперь везде, где им удавалось остаться наедине, он прикасался к ней в тех местах, которые казались ему наиболее притягательными. Она молчала, но резко пресекала все попытки его рук добраться до самых потаенных. Все это происходило в полном молчании и постоянном опасении, что их заметят. Дина уходила неожиданно, как только ее прелестное личико розовело, без «до свидания» и без обещания прийти еще раз. И Борька потерянно оставался в одиночестве и недоумении. Ему не с кем было поделиться своими переживаниями и этим опытом. Его друзья подняли бы его на смех, и он стал бы презираемым девчоночьим подъюбочником. С сестрами не то что советоваться, а просто не пережить того позора, которым он покрыл бы себя, рассказав им о том, что чувствует. Так ему казалось. Роман этот длился недолго. Родители Дины переехали в Вильно, и девочка осталась в его воспоминаниях как самый сладкий цветок, который ему удалось только понюхать.
Совсем другие события разворачивались на повседневном мальчишечьем фронте. Район, где находился их дом, был поделен между тремя «бандами». «Банды» – это им так хотелось называться. Никакой реальной вражды и преступного акцента среди мальчишек, разделившихся по национальному признаку, не было. Евреи, латыши и немцы группировались по такому принципу только когда происходили события, требующие консолидации. Первое – это футбол. Играли по выходным, по графику. Стадион в районе был один, и в его владении были заинтересованы все три группы. Тут они выступали единым фронтом, и чужакам в этом месте показываться было небезопасно. Играли не только в футбол: городки, крикет, устраивали забеги на разные дистанции, но высший уровень авторитета достигался в победах на гимнастических снарядах. На стадионе были брусья, перекладина, канат и кольца, и это было реальным полем сражения. Борька был прекрасно сложен. Господь и родители дали ему пропорции, на которые он нарастил мышечный каркас. Он с самого раннего возраста занимался всем, что развивает тело. Он делал это так же естественно, как дышал. Борис был невысок, разве что маленьким не назывался, но он был очень сильным парнем, и на снарядах ему равных не было.
Но не всегда все было между «бандами» так безоблачно. Несогласие в судействе футбольного матча, чьи-то личные разборки, какая-нибудь сплетня и, конечно, девчонки, которые национальных преград не соблюдали, становились причиной для драк стенка на стенку. Причем утром могли латыши с немцами бить евреев, к вечеру евреи с латышами били немцев, а к выходным немцы с евреями давали по шее латышам. Впрочем, это не мешало отдельным персонам из всех трех группировок дружить в индивидуальном порядке, и когда корпоративные интересы вынуждали таких ребят вставать друг против друга, они могли, с сожалением нанося удары, сообщить своему противнику:
– Извини, Янка, но я тебя немного поколочу,
– Да ладно, Вилли! Только не по лицу, а вот Менахему вмажем по полной.
Первого июля сорок первого года соотношение сил в этих мальчишеских подразделениях несколько изменилось: в руках бывших немецких мальчиков оказались «шмайсеры», в руках бывших латышских мальчиков – винтовки «Маузер 98», а в руках евреев, всех: и девочек, и мальчиков, и их родителей, и их бабушек и дедушек, – оказались иголки с нитками, которыми они пришивали к одежде желтые звезды.
Несколько лет Борис вместе с сестрами занимался в танцевальной студии одного из учеников Освальда Леманиса, руководителя Латвийского балета, замечательного танцора и хореографа. Борькины успехи были настолько очевидными, что, когда ему исполнилось 16 лет, его пригласили в труппу оперного театра. Он прошел предварительный просмотр и после первых дней знакомства со сценой поделился со своим ближайшим другом Мишей Шерманом некоторыми странностями поведения танцоров балета. Эти странности Мишка со смаком, с соответствующей жестикуляцией и с прогнозом Борькиной судьбы в ближайшее время разъяснил другу. Мишка был лучше подкован в таких вопросах, в его семье было два старших брата, и они были доступным и неиссякаемым источником знаний во всех вопросах интимного свойства.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.