Судьба - [111]

— Эх, пропадай, неудавшаяся жизнь!..

Аллак распахнул чекмень, приставил нож к груди в том месте, где бьётся сердце и нажал на рукоять. Острая боль заставила его отдёрнуть руку. Нож мягко упал в траву. Аллак помертвел от ужаса: смерть — это дорога без конца и без возврата. Что ожидает человека за гранью небытия? Рай? Ад? А если там вообще ничего нет!..

Обильный холодный пот выступил на лбу Аллака. Он смахнул его ребром ладони. Пот моментально выступил снова. Аллак снова смахнул его рукой, крепка ударил себя кулаком по голове. Трус! Подлый трус! Побоялся смерти!.. Нет, смерть страшна, смерть не отпускает назад перешагнувших через её порог… А почему он должен убивать себя? Разве Дурды испытал больше невзгод, чем он? Почему он обязан жалеть Дурды, а себя не жалеть?

Успокоившись, Аллак подумал, что, может быть, вообще никого не надо лишать жизни. Пусть будет всё так, как было до сих пор. Он уговорил Дурды напасть на ряд Бекмурад-бая не за тем, что сам хотел этого, а чтобы сократить себе дорогу до дома, когда выполнит поручение бая. Нападать двоим на несколько десятков вооружённых джигитов было бы совершенной нелепостью, самоубийством. Как этого не понял Дурды! Вероятно, потому, что он верит Аллаку. Но теперь Аллак отговорит его от безумного шага и они возвратятся в Ахал.

А как же Бекмурад-бай? Он не оставит так дело, не простит Аллаку непослушания… А как жена, милая хохотушка Абадан? У неё такие ласковые руки и упругие, горячие губы. Когда она целует — голова кружится и сердце проваливается в пустоту… Четыре года прошло с тех пор, как она обнимала Аллака, но за четыре года он не забыл вкус её поцелуев. Теперь он никогда уже не увидит её, её отдадут другому…

Нет! Он не позволит отдать! Он привезёт Бекмурад-баю голову Дурды! Зачем страдать и скитаться волчьими тропами двоим, если один из них может схватить за хвост капризную птицу Хумай?.. Люди Бекмурад-бая могут выследить Аллака и скрутить ему. за спиной локти. Что его ожидает? Его пошлют в Шебистан, страну ночи, в страшный Сибир, где дыхание человека падает на землю льдинками. Там его заставят пить ужасную русскую водку, есть нечистое мясо свиньи, а потом похоронят на русском кладбище, под крестом… Нет! Это выше сил мусульманина! Это смертельный грех, перед которым предательство: друга — ничто… Пусть лучше умрёт Дурды. Он не виноват, но и Аллак не виноват тоже, он не может своими руками выбросить своё счастье. Всё равно Дурды не избежать смерти. Бекмурад-бай наймёт другого человека и тот, другой, будет вкушать плоды байской щедрости. Чем он лучше Аллака?.. Дурды простит. Там, у престола аллаха, где уготована место безвинно погибшим, он поймёт, что Аллак не мог поступить иначе…

Нашарив в траве обронённый нож, Аллак решительно шагнул к Дурды. Похрапывая, тот улыбался чему-то во сне. Как ударить? В сердце — нож может попасть в ребро. Может, лучше полоснуть по услужливо подставленному горлу? Это, пожалуй, вернее, так режут баранов… нож — острый. Кровь сразу хлынет, ручьём, Дурды, даже проснуться не успеет. А потом его надо будет закопать. И кровь собрать, чтобы вонючие шакалы не лизали её… Тело поглубже закапывать придётся, иначе гиена может найти… Жаль, что лопаты нет, ножом долго копать, до самого утра не успеешь управиться.

Стиснув зубы до боли в челюстях, Аллак наклонился над спящим. Дурды всхлипнул, задвигал губами. Лицо его сморщилось и снова разгладилось. Невидимый в темноте, тревожно всхрапнул конь.

— Вставай, Дурды! — вне себя закричал Аллак. — Хей, Дурды, вставай скорее!.. Просыпайся, Дурды-ы-ы!..

Испуганно вскочив на ноги, Дурды схватился за нож.

— Что случилось?.. Погоня?..

Аллак с треском рванул ворот рубахи.

— Вот грудь моя!.. Вот нож!.. Бей вернее!!.

— Ты что, с ума сошёл? — Дурды отступил назад. — Или проснуться не можешь, хей, Аллак?!

Отшвырнув нож, Аллак обессиленно опустился на землю, закрыл лицо руками, застонал.

— Что с тобой? — тормошил его Дурды, присев рядом. — Сон плохой видел, что ли? Да проснись ты наконец!..

Уже рассветало, когда Аллак кончил рассказывать свою историю. Угрюмо насупившийся Дурды молча ковырял ножом землю.

— Убей меня своим ножом, — покорно сказал Аллак. — Я виноват перед тобой и достоин смерти… Убей, я не стану сопротивляться… Если хочешь, возьми ружьё. Я отойду на пять шагов… Всё равно мне теперь жизни нет.

Дурды молчал.

— Если бы ты простил меня, я мог бы сказать тебе ещё что-то…

В голосе Аллака теплилась слабая, как свежая шелковинка, надежда.

— Говори, — глухо сказал Дурды, не глядя на своего спутника.

— Не могу… Я недостоин говорить эти слова, пака не получил прощения. А лучше всего — убей меня…

— Не буду я тебя убивать! — Аллаку показалось, что Дурды сдерживает улыбку. — Я не умею вынимать душу невиновного.

— Значит, прощаешь?!

Дурды пожал плечами.

— Ты мог убить меня сонного, но не сделал это го. Значит, совесть твоя оказалась сильнее корысти. Ты нашёл в себе мужество честного человека — сознался мне во всём, раскаялся в своих намерениях… Обидно мне, конечно, но, если ты считаешь, что я должен простить тебя, то ты ошибаешься. Я не могу простить, потому что не вижу за тобой вины. Виноваты те, кто довёл тебя до такой жизни…