Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы - [9]
Еле поспевая за напарником, запыхавшись, влетел на площадку 8-го этажа, где на ступеньках сидела девушка (или двое, не помню) с повязками и санитарной сумкой. Я еще подумал: зачем здесь сумка? Они (она) дали нам рукавицы, примитивные длинные (около полуметра) щипцы для захвата зажигалок и указали на последний марш, за которым была крохотная площадка и дверь, открытая на чердак. При подъеме я заметил, что почти на всех площадках стояли ящики с песком и кое-где бочки с водой. Такие же ящики и бочки с водой были на чердаке. Там нас встретил «старший» и пояснил, что и как делать, предупредил, что при подлете самолетов заработают зенитки и из-за осколков снарядов надо сидеть и наблюдать из чердачного окна и только при падении зажигалки выскочить, тут же хватать ее щипцами и бросить в бочки с водой или ящики с песком.
Вдруг замолчали зенитки и сирены, стало тихо, и мы вылезли из чердачного окна на крышу. Прилегли на теплую кровлю. Стало уже темно, только слабые остатки вечерней зари. Почти не чувствовался легкий теплый ветерок, небо было чистое, с редкими облачками, и было очень далеко видно, так как дом возвышался над окружающими домами. Тепло, тихо, ни одного огонька, хорошая, чем-то уютная, июльская ночь. Начали высыпать звезды. Но вот вдалеке появились вспышки, подобные зарнице. Они все расширялись и приближались, сначала беззвучно, затем донеслось все усиливавшееся тарахтение зениток, мелькающие разрывы снарядов и отдельные вспышки на земле от рвущихся с характерным звуком бомб. Лучи множества прожекторов шарили, перекрещиваясь, по небу: туда-сюда. Иногда их перекрестия останавливались — значит, захватили цель. Сначала вдалеке, потом все ближе вспыхивали, разрастаясь, отдельные очаги пожаров. Мы насторожились и впервые почувствовали: вот оно, приближается! Заработали ближайшие зенитки, грохот стал оглушительным, посыпались осколки. Мы ретировались в чердачное окно и стали напряженно прислушиваться и вглядываться. Сквозь непрерывный грохот послышался нарастающий гул приближающегося бомбардировщика, затем свист падающих бомб и взрывы, взрывы! Гул, свист и взрывы все ближе и ближе. Тогда я впервые испытал страх, замер и, кажется, судорожно вцепился в край чердачного окна. Появилось ощущение полной беззащитности. Вой самолета был, казалось, над самой головой. Раздался короткий свист и страшный грохот разрыва. Здание содрогнулось, но нет, это не на нас, а где-то рядом. Вскоре там начался пожар, затем рев пожарных машин и «Скорой помощи». Оказалось, что бомба угодила в одно из зданий Оружейного переулка. На нас упало несколько зажигалок, но все они полетели во двор. Сверху видно было, как там, внизу, кто-то хватал разгорающиеся зажигалки и бросал в бочку или песок, одну за другой. Самолет пролетел, и ближние зенитки стихли. Затем все повторилось вновь и так, волна за волной, больше часа или двух. При каждом приближении очередной волны все внутри напрягалось и хотелось сжаться и куда-то забиться. Но вот частота волн уменьшилась и как-то внезапно все прекратилось. Только вдалеке были отдельные всполохи. На наш участок крыши не угодила ни одна зажигалка, только сыпались осколки зенитных снарядов. Налет кончился. Мы вылезли на крышу. На фоне сплошь темных домов и кварталов то там то сям ярко светились очаги пожаров, но их было немного. Некоторое время ожидания, и раздался сигнал отбоя. Я скатился вниз к входным дверям и стал высматривать среди покидающих убежище тетю с дядей. Вот появились и они. «Куда ты делся, мы же волновались?» — с укором и облегчением твердила тетя. Я объяснил, что дежурил, но всю дорогу до дому она упрекала, что мне надо было их предупредить. А я как-то оправдывался, хотя в душе думал: ну да, так бы вы меня и отпустили! Пришли в квартиру, было около 3 или 4 ночи, позвонили домой на Арбат, сообщили, что все в порядке, мама сказала, что у нее тоже нормально. Коротко поговорив о распорядке на день, я, не раздеваясь, лег поспать. Радио не выключали. Рано утром, наскоро перекусив, я захватил авоську со свертком продуктов и поехал на работу. Остановка автобуса и троллейбуса («Б» или 10) на Садовом кольце была недалеко от Оружейного переулка. Там еще работали пожарные, но дыма не было. По дороге до площади Восстания (теперь Кудринской), где я слез, вертел головой, отыскивая следы налета, но никаких признаков не обнаружил.
На работе вновь обменивались новостями и слухами о прошедшем налете, положении на фронтах и пришли к выводу: разрушений мало, но налеты теперь будут, очевидно, каждую ночь. Так оно и случилось! Встал к станку, растачивал знакомые мне теперь фланцы, проверяя каждый фланец на допуск, выбрасывал бракованные (с каждым днем их становилось меньше и меньше, вскоре портил 1–2 заготовки за 3–5 дней), относил их контролеру, сдавал, брал новые заготовки. Все, как обычно, кроме усилившейся тревоги из-за приближения фронта. По окончании работы быстро собирался (мылся в душе и переодевал рабочую одежду) и почти бежал домой по своим переулочкам, чтобы засветло успеть поесть и поспать до тревоги. Разрушений по дороге не заметил. Быстро поужинав, я заваливался спать.
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
От обороны Ленинграда до операции «Багратион», от кровавой мясорубки на Синявинских высотах до триумфальной Висло-Одерской операции, ставшей настоящим блицкригом Красной Армии, — автор этой книги, командир 311-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта, с боями прошел от Прибалтики до Эльбы, одним из первых вступил на территорию Германии и был удостоен звания Героя Советского Союза. Однако его мемуары, созданные на основе фронтового дневника, при жизни автора так и не увидели свет — комдив Владимиров писал настолько жестко и откровенно, не замалчивая ни ошибок командования, ни случаев непростительной слепоты и некомпетентности, что его воспоминаниям пришлось ждать публикации более трети века.
Захватывающие мемуары аса Великой Отечественной. Откровенный рассказ о боевой работе советских истребителей в небе Балтики, о схватках с финской и немецкой авиацией, потерях и победах: «Сделав „накидку“, как учили, я зашел ведущему немцу в хвост. Ему это не понравилось, и они парой, разогнав скорость, пикированием пошли вниз. Я повторил их прием. Видя, что я его догоню, немец перевел самолет на вертикаль, но мы с Корниловым следовали сзади на дистанции 150 метров. Я открыл огонь. Немец резко заработал рулями, уклоняясь от трассы, и в верхней точке, работая на больших перегрузках, перевернул самолет в горизонтальный полет.
Герой Советского Союза, заслуженный военный летчик СССР В. В. Решетников в годы Великой Отечественной войны совершил 307 боевых вылетов, бомбил Кенигсберг, сам дважды был сбит — зенитным огнем и истребителями противника (причем во второй раз, выпрыгнув из горящего самолета с парашютом, приземлился на минное поле и чудом остался жив), но всегда возвращался в строй. Эта книга — захватывающий рассказ о судьбе поколения Победителей, о становлении и развитии советской Авиации Дальнего Действия.
«Морда фашиста была отчетливо видна через окуляр моей снайперки. Выстрел, как щелчок бича, повалил его на снег. Снайперская винтовка, ставшая теперь безопасной для наших бойцов, выскользнула из его рук и упала к ногам своего уже мертвого хозяина…»«Негромок голос снайперской пули, но жалит она смертельно. Выстрела своего я не услышал — мое собственное сердце в это время стучало, кажется, куда громче! — но увидел, как мгновенно осел фашист. Двое других продолжали свой путь, не заметив случившегося. Давно отработанным движением я перезарядил винтовку и выстрелил снова.