Но, кроме засланцев стали ко мне в Судан попадать ещё и «присыланцы», хе-хе, из России.
После ликвидации Ленина, Мартова, я начал сомневаться и думать, — «А может зря так резко?» Думал-думал, и придумал. А пусть этих будущих исторических деятелей, в том числе и в мировом масштабе присылают ко мне в Судан, так сказать на обработку и перевоспитание, если пойдёт в этом направлении дело хорошо, вернутся в Россию, нет останутся здесь, если надо будет то навсегда, Судан страна дикая, опасная, всякое может случиться. Пообсуждали эту тему в ходе переписке с Артамоновым и другими русскими «суданцами — африканцами», и решили, что тех, кто сразу в России не перевоспитался, отправлять ко мне. Тем более, что пример уже был, Лев Красин уже второй год работает в Судане по воплощению в жизнь плана ГОЭЛСУ.
«Африканцами» в России стали называть так всех кто побывал в последнее время в Африке, так называли тех русских кто был в Эфиопии, у меня в Судане, но позже всех затмили, конечно, участники бурской войны, ведь их были тысячи, да и событие у них было позначимей, здесь срабатывал вариант «долг платежом красен» в отношении англичан. В России были уже «кавказцы», «туркестанцы», в связи с событиями в Китае стали появляться «маньчжурцы», в этой реальности к ним добавились ещё и «африканцы».
Они вернулись в Россию как полноценные герои, в отличие от «туркестанцев» и «маньчжурцев» они были победителями не бухарцев, кокандцев вооруженных карамультуками или загашенных опиумом китайцев, а чистопородных британцев!!! Россия была от этого в восторге! К «африканцам» был проявлен интерес не только со стороны прессы да и охочих до героев светских и полусветских салонов, но и со стороны Генштаба, Военного министерства, туда пошли потоком отчёты, записки, о полученном опыте современной войны на суше, вышло несколько сборников со статьями и материалами о бурской войне. В «Русском Инвалиде», «Военном сборнике», «Военной мысли», «Разведчике», «Морском сборнике» и других военных изданиях развернулись дискуссии о современной войне, о будущих войнах, стратегиях, тактиках, вооружениях, между «африканцами» и примкнувшим к ним новаторами, и так сказать ретроградами. Одним из основных тем спора стал пулемёт, стрелковый бой, полевые укрепления, инженерные заграждения, роль артиллерии и конечно штыковая атака.
На страницах журналов развернулись настоящие сражения между драгомировцами и «африканцами», за первыми стоял авторитет М.И. Драгомирова, за вторыми опыт современной войны. И трудно было устоять драгомировцам против фактов, которыми оперировали участники бурской войны. Факты вещь упрямая, а идиотами выглядеть тем, кто оппонировал понюхавшим пороха «африканцам» в войне с одной из лучших армий в мире, не сильно прельщало.
И со страниц военных журналов, в недрах, Военного министерства, Генштаба среди полковников и молодых генералов, всё чаще раздавались голоса, что опираясь на полученный опыт современной войны, пора пересмотреть, обновить «Полевой устав» (1881 года), «Строевой кавалерийский устав» (1898 года), тем более, что с каждым годом угроза войны с Японией только нарастала. А не современной армию Японии, в духе «мы макак одним махом» считали только явные дураки. Под давлением обстоятельств и смены руководства в Военном министерстве, работа над новыми уставами началась. Осенью 1903 года, армия получила новый «Полевой устав» и «Строевой кавалерийский устав» 1903 года. И в этой истории М.И. Драгомиров не занимался их редактированием.
Спор «африканцев» с драгомировцами, ускорил решение пулемётной проблемы в русской армии. После успешной демонстрации пулемета в Швейцарии, Италии и Австрии в 1887 г. пулемет Максима прибывает в Россию. Испытания пулемета прошли в апреле 1887 года, 8 марта 1888 года из него стрелял император Александр III. Вопреки многообещающим данным нового оружия большого восторга у экспертов русского военного ведомства не вызвал. Военных отпугивала сложная автоматика пулемета, и, как не парадоксально, его высокая скорострельность. Излишняя быстрота стрельбы, по мнению генерала Драгомирова, вовсе не нужна для того, чтобы «расстреливать вдогонку человека, которого достаточно подстрелить один раз». И всё же после испытаний, представители русского военного ведомства заказали Максиму 12 пулемётов образца 1885 года под 10,67-мм патрон винтовки Бердана. В дальнейшем, винтовка Бердана была снята с вооружения, и пулемёты «Максим» были переделаны под 7,62-мм патрон русской винтовки Мосина. В 1891–1892 гг. для испытаний были закуплены пять пулемётов под патрон 7,62х54 мм.
В 1901 году 7,62-мм пулемёт Максима на колёсном лафете английского образца был принят на вооружение полевых войск, в течение этого года в русскую армию поступило первые 40 пулемётов Максима. Пулемёт (масса которого на тяжёлом лафете с большими колёсами и большим бронещитом составляла 244 кг) отнесли в подчинение к артиллерии. Пулемёты планировалось использовать для обороны крепостей, для отражения массированных атак пехоты противника огнём с заранее оборудованных и защищённых позиций. Главному артиллерийскому управлению было предоставлено право выписывать пулемёты Максима из-за границы.