Суда-ловушки против подводных лодок - секретный проект Америки - [6]

Мы с Джойсом и Хонекером прогулялись по 15-й улице и Пенсильвания-Авеню до «Риггс-банка». Роберт У. Флеминг, президент банка, невысокий, плотный и добродушный мужчина, тепло приветствовал нас. Он сказал, что откроет два счета и подготовит две чековых книжки для «Эстерион Шиппинг Компани» на имя казначея К. М. Бийра и для «Этик Шиппинг Компани» на имя казначея Э. Т. Джойса. Мы оставили образцы наших подписей на специальных карточках и на том наше пребывание в «Риггс-банке» закончилось. Хонекер сказал, что пройдет не меньше недели, прежде чем чек Казначейства поступит на главный счет проекта на имя Хорна и Фарбера, т. е. вице-адмирала Фредерика Хорна и его помощника, контр-адмирала Уильяма С. Фарбера. К этому моменту на каждый из счетов компаний будет переведено по 100 000 долларов. На том задачи дня закончились. Хонекер предложил нам явиться в его офис в 10:00 завтра для получения письменных инструкций по ведению финансовых дел наших подставных «компаний».

Пятница 6 февраля в Вашингтоне была ясным, но холодным днем. Капитаны 3 ранга Картер и Хонекер снова встречались с нами. Нам выдали по три машинописных странички инструкций, сделанных в виде копий с восковки, на них не было ни колонтитула, ни водяных знаков, ни подписей. Инструкции были просты и лаконичны. Никаких морских форм и отчетов, которые требуются от действующих в строю военных судов, здесь не предусматривалось. Мы должны были вести обычные бухгалтерские книги, оплачивать счета по чекам и давать ежемесячный финансовый отчет в кодированном виде в офис Хонекера.

— Да, джентльмены, — сказал тогда Хонекер, — теперь вы можете выбросить вон военно-морские правила и руководства по снабжению.

Это я и сделал в буквальном смысле слова два месяца спустя.

Инструкции имели целью придать нашим с Джойсом действиям наибольшую гибкость. Ограничений никаких не предусматривалось и единственным требованием для разрешения провести траты из наших фондов было согласие командира корабля. Было очевидно, что эти корабли и их деятельность будут в корне отличаться от традиционных форм проведения военно-морских операций, и это стало особенно ясно после заключительных слов Хонекера:

— Помните, что при разговорах с семьей и друзьями вы назначены на службу на грузовые корабли ВМС, но настоящее их назначение — секретно, и не подлежит обсуждению ни с кем, кроме самих участников проекта и только в пределах нужного вопроса. Вы должны быть очень внимательны, и я призываю вас сократить до минимума контакты с любопытными друзьями как в ВМС, так и вне их.

Размышляя впоследствии над этими увещеваниями Хонекера, я начал понимать некоторые особенности данного назначения. Мне предстояло изменить мои манеры гордого молодого офицера ВМС с мощного боевого корабля, линкора ВМС «Северная Каролина» и стать также гордым молодым офицером, но на грузовом судне ВМС. И даже в этом случае я должен был сочинять и излагать придуманное назначение этого грузового корабля, который на самом деле им не являлся. Означало ли это, что я должен научиться лгать с открытым лицом? Монахини в приходской школе и моя мать учили меня совсем не этому! Имидж «офицера и джентльмена» после этого назначения несколько подпортился. Что ж, на войне, как на войне.

Мой визит в Вашингтон завершался. Встречи, инструктирование, дискуссии закончились. Но письменный приказ о направлении меня в Портсмут на «Эстерион» должен был быть готов только на следующий день, в субботу утром. Приказ на Эда был готов, и он сразу же отправился — сначала в Нью-Йорк для встречи с молодой женой, а затем в Портсмут.

Опасный характер предстоящего дела и неопределенность в отношении того, удастся ли вообще уцелеть, угнетали и требовалась какая-то разрядка. Молодая девушка, с которой меня познакомил Билл Уоттс, училась в школе в Вашингтоне. К счастью, в моей черной записной книжке оказался номер ее телефона — и я позвонил в «Эбботс Арт Скул» на Коннектикут-авеню, чтобы поговорить с мисс Барбарой Хемпилл. Оказалось, что она сможет разделить со мной ланч, кино, обед и посетить театральное представление. Это было очень приятное отвлечение от всех забот. Секрет свой я сохранил и завершил свои дела в Вашингтоне самым грандиозным образом.

Суббота стала очень занятым днем. Я получил письменный приказ, позвонил матери на Шоар-роуд в Бруклине и сообщил, что прибуду к концу дня. Затем сел в Пенсильванский «клоккер» и — в соответствии с расписанием — прибыл домой. Теперь предстояло выдержать испытание на прочность сфабрикованной мною версии нового назначения, что могло обернуться настоящей инквизицией.

Моя семья любила море, корабли и военных моряков. Наша квартира на верхнем этаже в Бэй-Ридж была обращена окнами в сторону пролива и находилась напротив карантинной станции на острове Стейтен-Айленд. В 1938–1939 гг. было обычным увидеть суперлайнеры «Америка», «Куин-Мэри», «Рекс», «Бремен», «Европа», «Нормандия» и другие, проходившие мимо окон нашей квартиры. Мой отец, капитан 3 ранга резерва ВМС и старший специалист в «Юнайтед Фрут Стимшип Компании», был призван на службу в ВМС 23 января 1942 года вместе со своим судном «Пасторес» и всей командой: при вводе в строй ВМС он стал кораблем ВМС «Пасторес» (API 6). Впоследствии он командовал транспортно-десантным кораблем и вышел в отставку после войны в ранге контр-адмирала запаса. Моя мать была маяком, к которому все мы возвращались домой. Она следила за движением наших кораблей, создавала наши дома — в Нью-Орлеане, в Сан-Франциско и в Нью-Йорке, воспитала троих детей и была любима нами всеми. Мой брат Эд, старше меня на три года, не подлежал призыву вследствие давнего увечья; он закончил университет Леланда в Стенфорде и работал менеджером в «Сперри Джайроскоуп Компани». Он очень хотел пройти призывную комиссию ВМС и ежемесячно обращался — и каждый раз с неудачным результатом — на Черч-стрит, 90, что только усиливало его интерес к деятельности отца и брата. Моя сестра, младше меня на 5 лет, еще училась в школе, но в дальнейшем предполагала выйти замуж за выпускника Морской академии. Неудивителен их чрезвычайный интерес к моему новому назначению. Кажущееся понижение моего статуса от мичмана на линкоре к мичману на грузовом корабле было главной темой разговоров в моей семье. Сестру расстроила утрата блеска, а вот брат рассудил более разумно, полагая, что быть начальником подразделения на грузовом корабле более ответственно, чем низшим офицером на линкоре. Поэтому мой перевод он расценивал, как повышение. Моя мать резонно считала, что идти на войну на грузовом небоевом корабле означает гораздо меньшую опасность для ее маленького мальчика, и поэтому поддержала мое согласие. Я успешно выдерживал допрос до последней минуты, когда в полночь на воскресенье брат отвез меня на вокзал «Гранд Сентрал Стейшн». Некоторые подозрения в семье, однако, появились, когда я оставил дома свой кортик и несколько синих с белым мундиров; я не был уверен, что брат принял мое объяснение на этот счет, что наряжаться на борту грузового судна не предполагается.