Суд королевской скамьи, зал № 7 - [19]

Когда доктор Адам отправился к племени улу в четвертый и последний раз в этом году, его лодка причалила к берегу перед длинным домом Бинтанга перед самыми сумерками. Он сразу почувствовал что-то неладное. Впервые его не встречали ни звуки гонгов, ни толпа туземцев. Его ждал только переводчик Мадич.

— Скорее, доктор Адам. Маленький сын Бинтанга очень болен. Его укусил крокодил.

Они поспешно дошли до дома и поднялись по приставной лестнице. Ступив на веранду, Адам услышал тихое, заунывное пение. Он протолкался сквозь толпу к ребенку, который лежал на полу и стонал. Рана на его ноге была обложена мокрыми травами и священными целебными камнями. Пирак, погруженный в транс, с пением размахивал над мальчиком жезлом, украшенным бисером и перьями.

Адам опустился на колени и сорвал с раны покрывавшие ее травы. К счастью, укус пришелся в мясистую часть ляжки, где были видны глубокие следы зубов. Адам пощупал пульс — слабый, но равномерный. Мальчик весь горел — температура не меньше тридцати девяти. Рана не особенно кровоточила, но была сильно загрязнена. Нужно было срочно ее обработать, а потом сшить порванные мышцы.

— Сколько времени он так лежит?

Мадич не смог сообщить ничего вразумительного, потому что племя улу не умело считать часы. Адам порылся в сумке, достал шприц и приготовился сделать укол пенициллина.

— Отнесите его в мою хижину, и немедленно!

Но тут Пирак, пообщавшись с духами, вернулся к действительности. Когда Адам делал укол, он стал что-то сердито кричать.

— Уберите его к дьяволу отсюда, — огрызнулся Адам.

— Он говорит, что ты разрушаешь волшебные чары.

— Надеюсь, что так. Без них ему было бы вдвое лучше.

Мананг-бали схватил свой мешок с магическими снадобьями, камешками, клыками животных, корешками, травами, имбирем и перцем и принялся трясти им над ребенком, крича, что еще не закончил лечения. Адам выхватил у него мешок и отшвырнул на другой конец веранды. Пирак, понимавший, что его авторитет уже подорван эпидемией холеры и что власть над деревней от него ускользает, решил не сдаваться. Он схватил с пола сумку Адама и тоже отшвырнул ее в сторону.

Все попятились. Адам встал и подошел вплотную к старому колдуну, с трудом подавляя желание придушить его.

— Скажи Бинтангу, — сказал он переводчику прерывающимся голосом, — что его мальчик очень болен. Бинтанг уже потерял двоих сыновей. Этот ребенок не выживет, если его не отдадут мне немедленно.

Пирак, подпрыгивая на месте, завопил:

— Он разрушает мои чары! Он призывает злых духов!

— Скажи Бинтангу, что этот человек — обманщик. Скажи ему это сейчас же. Он должен прогнать его от ребенка.

— Я не могу это сказать, — возразил Мадич. — Вождь не может прогнать своего колдуна.

— Речь идет о жизни мальчика.

Пирак начал что-то возбужденно говорить Бинтангу. Тот в растерянности переводил взгляд с него на Адама, боясь принять решение. Преступить древние обычаи было для него немыслимо. Турахи никогда не поймут его, если он прогонит своего мананга. Но ведь ребенок… Он умрет, говорит доктор Адам. Племя улу отличалось необыкновенной любовью к детям. Когда два сына Бинтанга умерли, он удочерил двух маленьких девочек-китаянок: китайцы нередко отдавали детей женского пола, рождение которых у них считается нежелательным.

— Бинтанг говорит, что мананг должен лечить его сына так, как делает это наш народ.

Пирак гордо выпятил грудь и ударил в нее кулаком. Кто-то принес ему мешок с палками и камешками.

Адам Кельно повернулся и пошел прочь.

В отчаянии он долго сидел у водопада. Из длинного дома доносились звуки гонга и пение. Мадич и гребцы с лодки сидели поодаль и стерегли его на случай, если вдруг появится крокодил или кобра. «Бедный доктор Адам, — думал Мадич. — Ему этого никогда не понять».

Усталый Адам с трудом дотащился до маленькой отдельной хижины, где помещалась больница, а при ней — его комнатка. Он откупорил бутылку джина и принялся пить, пока шум ночного дождя не заглушил звуков гонга и барабана. Тогда он растянулся на койке и погрузился в тяжелую дремоту.

— Доктор Адам! Доктор Адам! Проснитесь! Проснитесь! — услышал он голос Мадича.

Многолетняя врачебная практика приучила его просыпаться мгновенно. Мадич стоял у его койки с факелом.

— Пойдем, — сказал он взволнованно.

Адам был уже на ногах и заправлял рубашку в брюки. В соседней комнате стоял Бинтанг, держа на руках мальчика.

— Спаси моего сына! — взмолился Бинтанг.

Адам взял у него ребенка и положил на грубо сколоченный стол для процедур. Мальчик по-прежнему весь горел. «Плохо дело, — подумал Адам. — Очень плохо».

— Держи факел поближе.

Он поставил мальчику градусник и увидел, как тело его сотрясла судорога.

— Давно с ним это? Когда началось — до захода солнца или после?

— Когда солнце село, он уже дергался.

Значит, прошло часа три или даже больше. Адам вынул термометр. Сорок два. Ребенок снова забился в судорогах, на губах его выступила пена.

Это могло означать только одно: поражен мозг, и необратимо. Даже если теперь ребенок выживет, он всю жизнь будет слабоумным.

Малорослый вождь умоляюще смотрел на доктора снизу вверх. Как объяснить ему, что его сын останется безнадежным идиотом?