Суд королевской скамьи, зал № 7 - [118]

— Был ли длинный вертикальный шрам справа или слева?

— Слева.

— Миссис Принц в своих показаниях говорила, что ее левый яичник удалял доктор Дымшиц. Что вы можете сказать о состоянии этого шва?

— Я не обнаружил там ни дефекта ткани, ни следов инфекции или облучения. По-видимому, операция была произведена правильно.

— А другая — нет?

— Нет, там шов примерно такой же, как и у остальных женщин.

— Скажите, профессор, а какой длины обычно бывает разрез при таких операциях?

— Ну, от семи до пятнадцати сантиметров, смотря по тому, кто оперирует, и по состоянию пациентки.

— Но не три сантиметра и не пять?

— Безусловно, нет.

— Что вы скажете об этих шрамах после удаления яичников в сравнении с теми, которые вам довелось видеть у других пациентов?

— Я делал операции и здесь, и в Европе, и еще в Африке, на Ближнем Востоке, в Австралии и Индии. За все эти годы я ни разу не видел таких шрамов. Даже зашиты они были отвратительно. Все раны потом открылись.

Лайтхол сунул свои заметки в карман. Все, кто был в зале, сидели в ужасе, не веря своим ушам. Сэр Роберт понял, что получил тяжелый удар, и попытался смягчить впечатление.

— Судя по вашим показаниям, вы отдаете себе отчет в том, что комфортабельные условия роскошных клиник на Уимпол-стрит отличаются от тех, что были в концлагере «Ядвига»?

— Безусловно.

— И вы знаете, что правительство Ее Величества возвело этого человека в рыцарское звание за его мастерство хирурга и врача?

— Знаю.

— Мастерство столь очевидное, что, несмотря на различие в хирургических подходах, сэр Адам Кельно не мог бы произвести те операции, которые вы только что описали?

— Я бы сказал, что ни один приличный хирург не мог бы это сделать, — но ведь кто-то это сделал!

— Но только не сэр Адам Кельно. Далее, вы знаете, что сотни тысяч людей погибли в лагере «Ядвига» от одного глотка ядовитого газа?

— Да.

— И этот лагерь — не клиника на Кавендиш-сквер, а ад, безумный ад, где ценность человеческой жизни была сведена к минимуму?

— Да.

— И вы ведь согласитесь, не правда ли, что, будь вы заключенным врачом, работающим день и ночь под угрозой смерти, и войди к вам в операционную офицер СС без халата и маски, вы вряд ли могли бы с этим что-нибудь поделать?

— Должен согласиться.

— И вы ведь знаете, не правда ли, профессор Лайтхол, что британские медицинские журналы полны статей об опасности радиации — о возможности лейкоза, о действии ее на еще не рожденных детей, о том, что облученные женщины производили на свет уродов?

— Да.

— И вы знаете, что многие врачи и радиологи умерли от облучения и что в сороковом году обращение с ним было совсем не таким, как сейчас?

— Знаю.

— Можете ли вы допустить, что врач, оторванный от всего мира и ввергнутый в кошмарный ад, мог питать по этому поводу серьезные опасения?

— Могу.

— И можете ли вы допустить, что существовали различные мнения о длине разрезов и продолжительности тех или иных операций?

— Минутку, сэр Роберт. Мне кажется, вы сейчас хотите завести меня куда-то не туда. Оперировать через отверстие величиной с замочную скважину и с чрезмерной поспешностью — скверная хирургия, и польские врачи уже тогда прекрасно это знали.

— Не скажете ли вы милорду судье и господам присяжным, не склонны ли британские врачи быть гораздо более консервативными, чем польские?

— Ну, я могу с гордостью утверждать, что мы придаем особое значение осторожности и тщательности проведения операций. Но я только что говорил о результатах обследования миссис Принц, которую оперировали два польских врача — один правильно, а другой нет.

Сэр Роберт так и подпрыгнул, мантия совсем упала с его плеч.

— Я полагаю, между хирургами Англии и континента столько разногласий, что они могли бы целый год их обсуждать и все равно не прийти к единому мнению!

Переждав его вспышку, Оливер Лайтхол тихо сказал:

— Сэр Роберт, по поводу этих женщин не может быть никаких разногласий. Это была работа примитивного, скверного хирурга. Я бы назвал его попросту мясником.

Наступила тишина. Хайсмит и Лайтхол сердито смотрели друг на друга, — казалось, вот-вот разразится взрыв.

«Бог мой, — подумал Гилрей. — Два почтенных англичанина сцепились, словно дикари!»

— Я бы хотел задать профессору Лайтхолу несколько вопросов, касающихся медицинской этики, — сказал он поспешно, чтобы разрядить ситуацию. — Вы не возражаете, сэр Роберт?

— Нет, милорд, — ответил тот, обрадованный, что ему помогли выйти из трудного положения.

— А вы, мистер Баннистер?

— Я безусловно считаю, что профессор Лайтхол в этой области вполне компетентен.

— Благодарю вас, — сказал Гилрей, положил свой карандаш и в раздумье подпер голову рукой. — Профессор, здесь перед нами показания двух врачей, которые заявили, что были бы преданы смерти, а операции были бы произведены кем-то другим, не обладающим должной квалификацией. Мистер Баннистер категорически настаивает, что такие операции не могли бы быть сделаны неквалифицированным санитаром-эсэсовцем. Тем не менее, учитывая ситуацию в лагере «Ядвига», мы можем предположить, что эта угроза действительно прозвучала и могла бы быть исполнена, пусть лишь в качестве назидания для других врачей, которых могли бы привлечь позже. В данном деле пока еще не установлено, производил ли сэр Адам операции, которые вы только что описали. Я хотел бы услышать ваше мнение об этической стороне ситуации. Как по-вашему, имеет ли право хирург делать операцию, преследующую сомнительную медицинскую цель, против воли пациента?