Суд и ошибка. Осторожно: яд! - [136]

И вот во второй половине дня, когда мы возвратились из полиции, миссис Перритон нашла меня в саду, где я работал. Она знала меня еще в те времена, когда я не умел ходить, поэтому церемонии отсутствовали.

Я приветствовал ее, отряхнув с рук грязь.

– Я знала, Дуглас, что тебя не допросишься прийти ко мне на чай. – Миссис Перритон улыбнулась, показав крупные зубы. – Так что гора пришла к Магомету. Нет, я не собираюсь тебя отрывать, мой дорогой мальчик, продолжай делать что делал. Разговору это не мешает. Я пришла по поводу этих ужасных дел, которые творятся в доме Джона Уотерхауса.

– Миссис Перритон, вы ошибаетесь. Я знаю не больше вас.

– Не говори ерунду. Ты знаешь много больше. Поэтому скажи, правда ли то, что они собираются арестовать Анджелу Уотерхаус?

– Уверен, что нет.

– Но у них есть желание, да? – Миссис Перритон вперила в меня свой проницательный взгляд. – Им в голову втемяшилась нелепая мысль. Анджела при всем желании не смогла бы убить мужа. Ума бы не хватило. Кстати, намекни об этом полицейским, а то они, наверное, не догадываются. Я бы поняла, если бы под подозрение попала Рона Брум.

– Рона? – эхом отозвался я.

Миссис Перритон громко рассмеялась.

– Да. Или Френсис. Или ты. Или Глен Брум. Или десяток других. Или я, если на то пошло. А что, у нас у всех хватило бы смекалки это сделать. Попомни мои слова, рано или поздно мы все попадем под подозрение.

Я рассмеялся. Миссис Перритон могут заподозрить в убийстве – такое мне в голову не приходило!

Она кивнула.

– Смейся, мой мальчик, если хочешь, но это правда. Грядет ужасный скандал. Начнут трясти каждого, кто знал бедного мистера Уотерхауса. Вот, например, уже начали болтать про Фрифорда, которого, по несчастью, мистер Уотерхаус уволил как раз за неделю до своей смерти.

– Я ничего не слышал об этом. А кто он такой? Рабочий?

– Да. Помогал мистеру Уотерхаусу на строительстве. Но был нечист на руку. Мистер Уотерхаус уличил его в краже инструментов. Фрифорд клялся, что инструменты только позаимствовал, но мистер Уотерхаус сказал, что ему не нужны работники, которые заимствуют его вещи без спроса. А Фрифорд в тот вечер сильно напился в пабе, ну и сболтнул какую-то глупость, которую все слышали. На трезвую голову он бы, конечно, такого не сделал.

– Как много вы всего знаете, миссис Перритон.

– А как же, мне же все всё рассказывают. Даже о таких вещах, которые я бы предпочитала не знать. Ну, Фрифорд – это, конечно, вздор. А вот Митци Бергман другое дело.

– А что Митци?

– Она вдруг засобиралась домой в Германию.

– Когда?

– Да прямо сегодня хочет уехать. В крайнем случае завтра.

– Но на послезавтра назначен коронерский суд. Она не может уехать до его окончания. Разве ей не вручили повестку?

– Так ведь об этом я тебе и говорю, глупое дитя. Она плачет и твердит, что должна уехать немедленно.

– Почему она должна уехать?

– Говорит, что нужна родителям.

– Они больны?

– Не знаю. Просто она им понадобилась. Неожиданно.

– Неужели это так срочно?

– Я тоже ее об этом спрашивала, а она только плачет громче и говорит, что должна ехать немедленно. Думаю, тут не в родителях дело, Дуглас.

– А в чем?

– Возможно, она получила приказ, – торжествующе произнесла миссис Перритон.

Я оперся на вилы.

– Какой приказ?

Миссис Перритон посуровела.

– Тут вот какое дело. В последний год эта девушка часто бывала у меня. И много всего рассказывала. Она была ко мне привязана, если хочешь знать. Потому что я жила в Германии до войны. Говорила, например, что германское посольство в Лондоне следит за всеми гражданами Германии, которые живут у нас.

– Ну и что?

– Как «что»? Так ведь они все нацисты. И Митци, естественно, тоже. Но ей, наверное, пришлось, – поспешно добавила миссис Перритон, пытаясь защитить Митци. – У нее ведь там родители, до них легко добраться. В любом случае Митци нацистка, она член Германского женского союза, или как он там называется, и обязана выполнять приказы этой организации в Лондоне. Так вот, я думаю, они приказали ей вернуться в Германию.

– Но зачем? – Я ничего понимал, но полагал, что если миссис Перритон об этом говорит, значит, так нужно. Она была старухой, но отнюдь не дурой.

– А вот это я не знаю. Теперь я расскажу тебе самое главное. Митци действительно собралась уехать в Лондон самовольно, без разрешения. Вчера вечером она пришла ко мне с красными глазами, говорит, что должна вернуться в Германию немедленно. Вообще-то если ты спросишь меня, то я скажу, что эта девушка сразу после смерти мистера Джона Уотерхауса вела себя очень странно.

– Естественно, она была расстроена, – сказал я.

– Расстроена? Думаю, даже слишком. Но чем? Только не случившимся. Потому что Митци мистера Уотерхауса недолюбливала.

– Да вы что? – искренне удивился я. – Она к нему прекрасно относилась. И он ее любил, я это знаю. Да, у него была привычка ее поддразнивать. Мне доводилось слышать, как он подшучивал над нацизмом, который установился в Германии.

Миссис Перритон сокрушенно покачала головой:

– А вот это он зря. Шутить над немцами не следует. У них сложновато с чувством юмора, а к себе они вообще относятся очень серьезно. Для меня даже сомнительно, есть ли у нас с ними общие прародители. Я знаю, что Митци была недовольна шутками мистера Уотерхауса. Она прямо из себя выходила, если кто-то не восхищался ее любимой Германией, а свой нацизм просто боготворила. Я говорила ей о том, что пишут в газетах, какие безобразия творятся сейчас в Германии, а она в ответ твердила, что это вранье.