Субмарины-самоубийцы - [61]

Мое имя было произнесено последним. Капитан 3-го ранга Хамагути, командир техников, называвший имена, взял шестую хатимаки и повязал ее вокруг моей головы. На ней красовались изысканные иероглифы, написанные тонкой кисточкой, которые складывались в слова «Сити сё хококу», символизирующие преданность Масасигэ Кусуноки своему императору. Это был девиз: «Прожить семь жизней на службе стране».

Затем каждый из нас получил небольшую чашу с чистой водой и выпил ее. Этот тост идущего на смерть был кульминацией и самым торжественным моментом всей церемонии. Испокон веков японский воин перед лицом смерти по традиции выпивал глоток воды, отнюдь не сакэ, что символизировало чистоту его душевных помыслов. Все присутствующие замерли и не издавали ни звука, пока мы медленно осушали свои чаши. Затем мы приблизились к командиру базы, который вручил каждому из нас короткий меч.

— Вручаю их вам, — произнес он, — от имени адмирала Соэму Тоёды, командующего Соединенным флотом.

После этих слов мы вскинули мечи, держа их прямо перед собой, на уровне чуть выше головы, так, что мы могли смотреть из-под них. Таким образом самураи былых времен приветствовали своих противников. Это приветствие повторили сейчас и мы, бросая вызов американскому флоту.

Мы промаршировали вдоль рядов собравшихся на церемонии, были сделаны памятные фотографии. Когда фотографирование закончилось, все выстроились в два ряда лицом друг к другу, а мы прошли вдоль них, держа мечи поднятыми в приветственном салюте. Как у уходящих, так и у провожавших глаза блестели от нахлынувших чувств, а кое-кто даже сдерживал подступающие слезы, чтобы не расстраивать уходящих воинов. Идя к пирсу, я дружески разговаривал со своими товарищами, желал им удачи во всех будущих предприятиях. Прах Ядзаки, помещенный в небольшую урну и в коробку, я держал в левой руке, в правой сжимал врученный мне короткий меч, непрерывно улыбаясь.

Моторный катер доставил нас на борт субмарины И-47 в столь же торжественной обстановке, как и во время всей церемонии. Плавучие краны, торпедные катера и все вспомогательные суда базы были украшены разноцветными флагами и большими транспарантами с написанными на них лозунгами. Мы махали своими бескозырками, прощаясь с людьми, оставшимися на пирсе, а они в ответ махали нам. Другие, стоявшие вдоль берега, кричали здравицу за здравицей, и голоса их сливались в один громовой клич. В эти несколько минут нашей переправы на борт субмарины мне в голову пришла особая молитва, я произносил некогда в Большом храме в Исэ, неподалеку от Токио, в который совершают паломничество все японцы, включая императора. «Молюсь о том, — произнес я, — чтобы моя жизнь, которую я приношу в жертву, помогла ста миллионам людей моей страны обрести мир».

Вскоре мы подошли к субмарине и поднялись на ее борт. Там нас уже ждал адмирал Нагаи. Он пожал каждому из нас руку, попрощался и пожелал удачи. Из глаз у него катились слезы. Он искренне любил всех молодых людей — водителей «кайтэнов». И тяжким грузом на его плечи ложилась обязанность отправлять их в бой, несмотря на тот урон, который каждый из них мог нанести врагу. Я постарался сохранить при этом бесстрастный вид, памятуя о данном самому себе обещании не оставлять у людей жалости по себе и не выказывать своих чувств. Должен сознаться, сделать это было нелегко, когда твою руку сжимает сильная ладонь адмирала. Мои пальцы еще долго помнили его крепкое пожатие.

Затем адмирал Нагаи произнес краткое заключительное напутствие всей команде, выстроившейся по обе стороны палубы субмарины. Мы же, водители «кайтэнов», стояли в это время каждый на своей торпеде. Когда же адмирал взошел на палубу своего моторного катера и направился на нем к берегу, подводную лодку пронзила трель колоколов громкого боя, призвавшая команду занять места по походному расписанию для выхода в море. Когда субмарина развернулась и двинулась в сторону открытого моря, лейтенант Какидзаки отдал приказ: «Сабли подвысь!» В окружении почетного эскорта моторных судов и торпедных катеров лодка вышла из бухты. Среди эскорта я рассмотрел торпедный катер № 220, с которого вроде бы совсем недавно — всего несколько недель назад — я отправлялся в первый самостоятельный выход на «кайтэне». Матросы на его борту махали нам руками и что-то кричали. Среди них я узнал старшину Юасу. Некоторое время тому назад он служил на борту громадного линкора «Ямато» и был очень знающим и умеющим логически убеждать человеком. Мне он очень нравился. Он помогал мне, когда мы учились ходить на «кайтэнах», и всегда тщательно готовил мое оружие.

— Не посрами нас, Ёкота! — выкрикнул он.

— Не сомневайтесь! — крикнул я в ответ. — Скоро вы услышите о нас! Через неделю, самое большее!

Торпедные катера мало-помалу начали отставать. Они не могли тратить слишком много драгоценного высокооктанового бензина даже по случаю столь торжественного события. Затем они выключили моторы и покачивались на волнах, прощаясь с нами. Их примеру последовали и другие суда, их команды еще долго махали нам вслед руками и кричали, пока мы могли их видеть. Еще через какое-то время наша субмарина развернулась и легла на курс к проливу Бунго. Лишь через этот узкий пролив мы могли выйти навстречу врагам.