Субмарина - [85]

Моя главная проблема в том, что заниматься математикой для меня гораздо менее увлекательно, чем наблюдать за сталелитейным заводом в Порт-Толботе, который стоит прямо за пристанью и как раз виден из моего окна.

Смотрю на него и представляю, как миссис Гриффитс чертит на доске самую ужасную систему уравнений в мире — сплошные числа, минусы, противный скрежет и меловая пыль.

Ночью Порт-Толбот похож на правильную подготовку к экзамену по математике: трехмерное уравнение. Трубы рассекают воздух без всякой опоры, они изогнуты под причудливыми углами без всякой причины, так, ради развлечения; ряды высоченных дымовых труб на кронштейнах, с вереницей лестниц и строительных лесов — деление в столбик; клубящийся желтый дым и густой голубой, а иногда, если повезет, можно увидеть и токсичный зеленый. «X» равен одной из тысяч оранжевых угольных ламп, висящих на каждой поверхности, — точки графика, которые только и ждут соединения. Длинные тонкие вышки закоптились наверху и похожи на обгрызенные карандаши.

Фото Порт-Толбота надо бы разместить на обложке учебника. И включить его в программу школьных экскурсий. Наши прогулки туда должны поощряться, мы же накапливаем трудовой опыт: две недели в рабочем комбинезоне.

Вдоволь насмотревшись на Порт-Толбот, набираю на калькуляторе число «0,7734», что в перевернутом виде читается как «hELLO». А если набрать просто 7734, получится «hELL»[36]. 77345 — «ShELL». Так называется автозаправка, которую мои родители бойкотируют. Им нравится валить на Порт-Толбот целую кучу местных проблем: лейкемию, лимфому, астму, экзему, опухоль мозга и недостаточные инвестиции в развитие городского центра Суонси. Между сталелитейным заводом и шоссе есть ряд домов — папа их называет «рассадником меланомы».

Помню, я как-то говорил, что равнодушен к красивым пейзажам. Это до сих пор так, но мне бы хотелось послать родным открытку с видом ночного Порт-Толбота.

Россили

Я ем сливу, восседая на носу пулеметного орудия. Папа прихлебывает из термоса. Мама грызет шоколадный батончик.

Мы в самой верхней точке Россили-Даунс. Сидим, свесив ноги с платформы из пористого бетона, и смотрим на море. Папа рассказал, что во время Второй мировой эти платформы построили на склоне холма для использования в качестве наблюдательных пунктов раннего оповещения и для расстановки зенитных орудий.

Погода ветреная, но очень ясная: небо ярко-голубое. Три парапланериста парят над горизонтом; за ними облачко, крошечное, как лоскут.

В этом году мы не поедем в отпуск до тех пор, пока я не сдам экзамены. Мама сказала, что «не хочет выбить меня из колеи». Поэтому вместо того, чтобы отправиться за границу, мы с родителями ходим на долгие прогулки по выходным, и я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие. Говорю что-то вроде: «О, да, конечно, я хочу погулять» или «Прогулка! Вот здорово, мам!»

Мы уже обошли все гоуэрские маршруты: от Мьюслада до бухты Фолл, из Кэсвелла в Лэнгленд, побывали в Уитфорд-Сэндс — поэтому сегодня решили поехать в Россили. Весьма отважный шаг: ведь в конце пляжа Ллангеннит любовное гнездышко Грэма и мамы, где она брала уроки сёрфинга и «отвинтила крантик». Там же у Джорданы состоялся серьезный разговор со взрослым парнем по имени Льюис, который показался мне вполне милым, — это было в середине конца наших отношений. Дальше к югу — Голова Червя. А за ней, за несколько миль по побережью, Порт-Эйнон и дом Грэма с разбитым окошком. Однако семья Тейт пришла сюда показать, что им все нипочем.

Оставив машину у деревенской церкви, мы спустились по ступенькам к пляжу. По пути особо не разговаривали. Маме хватило такта не заговорить о сёрфинге и о том, хорошие или плохие сегодня волны.

Мы прошли мимо группы начинающих сёрферов, окруживших инструктора кольцом. Новичков сразу видно: у них огромные доски из голубого полистирола. Они тренировались стоять на доске, делая вид, что ловят волны на сухой земле.

Мы шагали по твердому влажному песку. На нем были сотни, тысячи крошечных прозрачных песчаных крабиков. Обычно они выползают, только если вырыть ямку, но сегодня они были повсюду — лежали на песке и грелись в солнечных лучах. С каждым нашим шагом крабики подпрыгивали.

Иногда крабики запрыгивали мне прямо в ботинок.

Потом мы взяли курс наверх, чтобы прогуляться в дюнах и взобраться на Россили-Даунс. Это гора, нависающая над пляжем, с таким крутым склоном, что, если вскарабкаться на него, вся шея взмокнет. Там мы и устроили пикник, у памятника с пулеметными орудиями.

— Кому только в голову придет атаковать Суонси? — спросил я.

— Суонси играл очень важную роль, — ответил папа.

Он доедает орешки и вытряхивает пакетик в рот: из него сыпется соленая пыль и ореховая крошка. Я смотрю, как он жует.

— Суонси был пятым городом в гитлеровском списке, — говорит мама. Она не историк.

— Круто, — отвечаю я.

От ветра мамины слезные протоки выделяют жидкость. Она вытирает слезы рукавом.

— Но орудия так и не использовали, — замечает папа.

Мама собирает наш мусор в пакет из «Сэйнсбери»: скомканная фольга, пустой пакетик из-под чипсов с солью и ячменным уксусом, три банановые шкурки и четыре обертки от шоколадных батончиков. Положив пакет в зеленый рюкзак, она вручает его папе, чтобы тот нес. Папа без возражений надевает рюкзак на спину.