Субмарина - [77]

Зоуи ждет в кафе. На ней бежевые вельветовые брюки в крупный рубчик, из-под которых почти не видно зеленых парусиновых туфель, и нежно-голубая футболка, а сверху — черная кофта с капюшоном на молнии. Она расстегнута ровно до того места, где ткань натягивается на ее новой груди. Зрители допивают горячие напитки. Зоуи улыбается, чего и стоило ожидать. Ее блестящие каштановые волосы убраны за уши.

Увидев китайские гардении, она не говорит ни слова. Взяв меня за свободную руку, она ведет меня через двойные двери в почти полную темноту. Мы поднимаемся по ступенькам. Воспользовавшись тем, что мы в темноте, воображаю, что Зоуи — стопка блинчиков, как червяк переползающая со ступеньки на ступеньку. Она ненадолго останавливается на лестничной площадке. Слева от нас короткий коридор; судя по тонкой полоске света у самого пола, там дверь.

— Это проход за сцену, — говорит она и продолжает: подъем. На самом верху лестницы единственная дверь; она открывает ее.

Операторская будка почти не освещена, для романтической атмосферы даже темновато. Зоуи включает лампу на длинном кронштейне; та загорается голубым светом, как лампы в туалете железнодорожных станций, при которых героинщики не видят свои собственные вены. Создастся впечатление, что комната глубоко под водой.

— Добро пожаловать в мой будуар. Располагайся как дома. — Она подкатывает ко мне мягкое кожаное офисное кресло. Я вижу, что у него есть пневматический подъем. — Как почетный гость можешь даже покрутиться.

Вручаю ей цветы. В голубом свете белые гардении излучают цвет рентгеновских лучей. Зоуи качает головой.

— Китайские гардении, — говорю я.

Сомневаюсь, что Кулебяке когда-нибудь дарили букеты. Я все еще держу цветы.

— Подаришь в конце, — просит она.

Верхняя половина дальней стены занята штепселями, торчащим из резиновых отверстий. Стена похожа на увеличенную версию игры «Прихлопни крысу» из зала с автоматами в порту. Только проводки безжизненно повисли.

— Коммутационная панель, — поясняет Зоуи.

Под штепселями, коралловый риф из желтых, зеленых и синих проводов, торчащих под всевозможными углами; некоторые связаны в пучки.

— Смотри, какие у меня бананы, — обращается ко мне она.

На ней кожаные наушники, подсоединенные к микрофону. Микрофон балансирует у губ, как комар.

— Я сказала: смотри, какие у меня бананы, — повторяет Зоуи.

Я с преувеличенным интересом пялюсь на ее грудь.

— Спасибо, конечно. — Она сбрасывает наушники на плечи. — Бананами мы называем наушники.

— Классная шутка.

Никогда не думал, что доживу до того дня, когда Зоуи намеренно захочет привлечь внимание к своему телу.

— Это такой технический юмор. Мы много времени проводим в темноте.

Ее пульт стоит у окна; на нем куча выключателей, ручек и одно колесико размером с шарик для гольфа. Компьютерный экран показывает цветные прямоугольники: красный, синий и зеленый.

Через окошко виден зрительный зал; вдоль ступенек идет голубая боковая подсветка. Сцена, ярко освещенная сверху, сделана из плотно пригнанных сосновых досок. Большинство зрителей уже сидят; один мужчина стоит и снимает свитер, виден только его силуэт.

Обеими руками Зоуи меняет расположение четырех выключателей, постепенно уменьшая свет в зале и на сцене. Мужчина поспешно садится, и зрители сосредоточенно смотрят на сцену.

— Ужасно, конечно, но эта пьеса мне до смерти надоела. — Она нажимает резиновую кнопочку на пульте и откидывается в кожаном кресле. Я тоже сажусь. — Я знаю, что мне не должно быть скучно, потому что это про холокост и бла-бла-бла, но я просто не могу.

— Она щелкает рычажком на квадратной черной коробочке, похожей на старый транзистор (по крайней мере, таким я его себе представляю). Загорается красная лампочка. Зоуи надевает наушники и произносит:

— Аарон, милый?

На сцене рассказчик; он сидит в старом коричневом кресле в халате. По сценарию у него не хватает одной руки, но я вижу, что это всего лишь фокус с рукавом.

— Аа-рон? — Она без выражения смотрит на сцену.

Ее сумка стоит под столом: она расстегнута и открыта. — Просто хотела поздороваться, — мурлычет она в микрофон.

Я быстро заглядываю в сумку, надеясь увидеть фиолетовый дневник, но вижу лишь щетку для волос, пухлый черный бумажник и тюбик увлажняющего крема.

— У меня сегодня особый гость. Поздоровайся с Аароном, Олли. — Она смотрит на меня. Я не двигаюсь. — Он тебе машет. — Зоуи опускает рычажок на черной коробочке; красная лампочка гаснет. — Я могу с ним говорить, а он со мной нет — зрители услышат, — объясняет она. — Аарон — ассистент режиссера.

— А я думал, актер.

— О, я передам, что ты так подумал. Аарон терпеть не может актеров. — Она наклоняется и нажимает кнопочку на пульте.

Прожектор над фигурой рассказчика гаснет. Зоуи выжидает несколько секунд и снова нажимает ту же кнопочку. Сцену заливает золотистый свет.

— Значит, ты и за звук и за свет отвечаешь? Круто, — говорю я и притворяюсь впечатленным. Очень важно, чтобы Зоуи думала, будто я купился на все эти сказки о ее «новой жизни».

— О да. Можешь звать меня просто Гудини. — Она грозит мне растопыренными пальцами, как злой волшебник. — Вообще-то, я программирую весь свет на компьютере заранее, поэтому мне только остается нажать кнопочку в нужное время. Вот и вся загадка.