Субъект. Часть первая - [64]

– По бесконечным коридорам, катакомбам, безостановочно меняющимся локациям, – она кивала, – но ускользнуть все равно никак не удается?

– Пробуждение считается? – подумав, предложила девушка.

Профессор светло улыбнулась, проведя ребром ладони по ее щеке. Девушка с легким недоумением отстранилась.

– По сути, это выход из игры. Но в рамках сна, – её лицо посерьезнело, – нет, не считается.

– Тогда нет, не удается, – отрезала студентка.

– А от кого ты убегаешь? – вкрадчиво спросила лектор. Та нахмурилась, пытаясь вспомнить. Но нет. Бестолково пожав плечами, она качает головой.

– Не знаю. Не помню.

– Как можно помнить то, чего и не было? – повысила голос профессор. Убрав руку с ее плеча, она вернулась к доске. – Во сне угроза зачастую принимает не более чем абстрактный характер. А если начать ее искать, то понимаешь, что её и нет вовсе.

В жизни между нами и угрозой всегда работает посредник – миндалевидное тело, – она обвела указкой область на плакате с человеческим мозгом, – наш эмоциональный центр, основные направления которого – страх и гнев, – оно-то её, угрозу, и изобличает… и дает нам команду бежать или обороняться. Во сне так же не обходится без её участия. Она просыпается при виде спроектированной подсознанием опасности, ожившей и восставшей из могилы наших болезненных воспоминаний…

– Но порой, – она понизила голос, – посреди сна миндалина начинает сигналить вхолостую. И это те самые редкие моменты, когда мы способны вдруг испытать ничем не обоснованный, но невыразимый страх.

И если в реальности страх может быть неполным, сомневающимся, с примесью других эмоций, то во сне он чистый, беспримесный. Неподдельный и совершенно непередаваемый.

Это то самое чувство, когда буквально весь мир съеживается у тебя на глазах, а чувство тревоги бьет в набат. Абсолютная уверенность, что опасность где-то совсем неподалеку.

Она замолкла. В аудитории как будто бы исчезло дыхание. Стояла давящая тишина, каждый ушел в свои воспоминания о бесконечных и жутких коридорах.

– И в то же время, – всколыхнула всех профессор, – эта уверенность ничем не подкреплена. Те из вас, кто додумывается в момент улепетывания от опасности во сне оборачиваться или поглядывать на себя со стороны в надежде разглядеть того, кто за ним следует, почти всегда убеждались, что угроза чаще всего размыта, а порой и вовсе неразличима.

И, тем не менее, она везде. Она знает, где вы спрятались, она знает, куда вы побежите потом. Она всегда в движении по направлению к вам. Она всегда немного отстает, но в то же время она всегда почти вас настигает. Мистика? – ухмыльнулась она. – Не думаю. Это состояние, статус которого будет держаться до тех пор, пока во сне надрывается миндалевидное тело.

Заметив неуверенность на лице у некоторых сидящих в зале женщин, она едко добавила:

– Подобное состояние, кстати, можно воссоздать и в жизни. Ученым уже удалось убедиться на живом примере, что искусственная стимуляция этих областей током зарождает в человеке уверенность в неминуемо надвигающейся беде. Так что всем излишне чувствительным барышням стоит взять на заметку, что порой их интуиция – это всего лишь ток, вхолостую выстреливший в соответствующем отделе.

* * *

Я открыл глаза, вынырнув из воспоминаний. Все-таки толковый она преподаватель. Её лекции прямо-таки впечатывались в память. Ни один из её коллег не был способен вызвать у аудитории столь сильный интерес к своему предмету. Да и в целом, остальные преподаватели мне как-то не запоминались. Одни лишь чахлые впечатления, как полузабытый сон. С другой стороны, разве хоть одного из этих скучных и занудных недотеп можно застать в организациях, где промышляют бесчеловечными экспериментами?

Я навострил свое чутье к инородному и тут же вычленил среди информационного шума фигуру своего надсмотрщика. Он спал. Хотя нет, не спал. Опрометчивый вердикт рассеялся как дым от шепотка слабого ветра, в данном случае – от дуновения еле заметной звуковой волны, распространившейся от допотопного телевизора. Мне не было дано увидеть на нем изображение, но это и не было сколько-нибудь важным сейчас. Важным было то, что за происходящим на экране, как оказалось, неотрывно следят, что было заметно по векам охранника, которые, словно бабочки, время от времени порхали, пытаясь стряхнуть с себя пыльцу надвигающегося сна.

В какой-то мере я ему даже помогал. Ведь его организм отчаянно жаждал сна. А раз покидать реальность ему было нельзя, я заставлю его сон самостоятельно прийти к нему в реальность.

Усилием воли я начал возбуждать его нейроны в той самой области, которую некогда указкой обозначала лектор. Сначала не происходило ровно ничего, он все так же полулежал, развалившись в кресле перед тихо работающим телевизором, но затем его дыхание стало замирать, как если бы он к чему-то прислушивался. Темп его сердца стал истерично ускоряться, он подобрался и напряженно сел на своем лежаке.

Я нетерпеливо надбавил ему активности в нейронах, отчего он, подорвавшись настолько тихо, насколько позволяла его комплекция, подкрался к углу за коридором и стал чего-то ждать. Осторожно выглянув за угол, он убедился, что никого нет, но спокойнее ему от этого явно не стало. Бедолага начал прыгать от стены к стене, прикладывая к каждой ухо, но, так ничего и не услышав, он забился в нишу прямо за своим креслом, сделавшись совершенно незаметным для всякого, кто решит проверить его пост.