Субъект. Часть первая - [59]

Но все же я привычно уступил ему, как и уступил бы любому прохожему, сместившись чуточку вправо. Я без колебаний исполнил свою часть, и я надеялся на точно то же самое и с его стороны. Однако никакой отзывчивости в ответ мне не последовало. Он грубо саданул меня плечом, напрягши его в самый последний момент. Нет, он не просто саданул, он сшиб, он с мимолетной злобой врезался в меня плечом, ткнув им буквально в саму грудину. Мой поврежденный бицепс взорвался болью, что пронеслась по всей спине и заставила встать дыбом волосы на затылке. Сделав по инерции еще пару маленьких шажков, я, с нарастающей одышкой, остановился. Мои ноги отказывались идти дальше, увязая в непреодолимом месиве желаний отплатить ему той же монетой. Той же, только чеканкой похлеще. Лицо исказила безжалостная гримаса. Ну зачем было это делать?..

А парень даже и не обратил внимания на замершую фигуру позади него, он шел дальше, довольный собой, своей мужественностью, только что доказанной на деле. Возникающее время от времени в глупой голове сомнение насчет его превосходства над остальными представителями мужского пола снова было разбито вдрызг, так же, как и всегда. Он, как и всегда, неоспоримый победитель.

Я почувствовал в своей руке некую призрачную связь с ним, а точнее, с отдельными точками его тела, количество которых быстро росло, а ощущение крепло. Рука сама собой вытянулась вслед растворяющейся в толпе фигуре, и тут же обрекающим жестом опустилась, как если бы я сдирал со стены хорошо приклеенный к ней холст его внутреннего мира. Сам же он, немного дернувшись, замер как вкопанный, словно бы совсем забыл, куда идет. С секунду постояв, он рухнул под испуганные возгласы прохожих. Я же продолжал стоять и бездумно пожирать его ненавистным взглядом. Но лицо уже разглаживалось, ярость выветривалась, оставляя после себя пустоту глубочайшего удовлетворения. Меня сторонились. Но всего этого я как будто бы не замечал. Я так и продолжал стоять, пока ко мне не подоспели стражи порядка. Ничего толком вразумительного не услышав от меня в ответ, они уверенно нацепили на меня наручники и без всяких разговоров посадили в автозак.

Глава 14. Медвежья услуга

Нисколько не сопротивляясь задержанию, я покорно залез в кузов и уселся на неприветливо холодную скамью. Я все еще не мог оправиться от шока. Но если быть предельно честным – от кратковременного, но напрочь ослепляющего экстаза. Никогда раньше мне еще не доводилось столь быстро и, в то же время, столь эффектно утолять свою жажду мести. Но вскоре это чувство, это умиротворение стало бесследно исчезать под натиском отрезвляющих тревожных мыслей. Я еду в участок! Как же так?!

Мои словно бы проснувшиеся глаза забегали по заплеванному полу и наткнулись на сурово рассматривающего меня полицейского.

– Это не я, – глупо вырвалось у меня. Мной овладевала паника. – Я никому ничего не делал!

– Сиди молча, – процедил полицейский и угрожающе тронул пальцем кобуру со своим пистолетом.

Как же я мог так оплошать, – молча, но очень громко подумал я, – никогда ранее не было проблем с законом. Даже паспорт всегда с собой носи… Я нервно сглотнул. Моя одежда осталась где-то в Айсберге, вместе с телефоном и удостоверением. Походу, отпуск от мирских дел будет у меня долгим.

Хотя кто-нибудь мог бы занести в участок мой студенческий билет. Друг, к примеру… Друг! Совсем про него забыл! Он же должен был позвонить мне, если конечно, он еще не сделал это минутой раньше и, не дождавшись моего ответа, срочно не набрал местному отделу полиции, которому поведал о моем свидании с организацией Айсберг.

«…те, кто это в полной мере понимает, уже давно на нашей стороне. На стороне правителей. И конституционное право в том числе…», – призраком прошелестел в чертогах памяти голос усопшего нейрохирурга.

Значит, если верить словам Полкомайзера про их союз с правоохранительными органами, то получается, я дам Айсбергу свои координаты для поимки раньше, чем смогу выбраться из полицейского участка сам. Ну точно! Я буквально наяву услышал разговор между следователем и сотрудником Айсберга. Вот он звонит им, спрашивает про меня, уточняет детали внешности. А ему в ответ приказывают ничего со мной не делать, а лучше запереть под надежный замок и ждать. Ждать их, уже несущихся на всех парах. Никто не должен знать, что я хоть как-то связан с Айсбергом!..

О том, что кто-то поймал какого-то подозреваемого, коих на дню по десять-двадцать человек, вряд ли станет известно публике в ближайшее время. И уж тем более Айсбергу. Они не могут знать, что я попал под арест. Мой друг не должен никому звонить!

Но как я дам ему знать об этом… Даже если мне позволят позвонить ему в участке, наверняка он упомянет парочку теперь уже запретных слов о том, что я ему сказал накануне встречи. Возникнут недолгие расспросы, итог которых предрешен – они узнают все то, что я делал, начиная с сегодняшнего утра. Но я должен найти способ! Должен!

– Извините, а где мы сейчас едем? Какая улица? – вежливо обратился я к полицейскому.

Тот, окинув меня подозрительным взглядом, прорычал:

– А не все ли равно?