Субботние беседы. Истории о людях, которые делают жизнь интереснее - [10]

Специально для Оксаны я испекла рассыпчатое печенье с тхиной и какао-бобами.

Печенье с тхиной и какао-бобами

Помните, в интервью с Михаилом Лабковским я обещала рассказать про это печенье? Вот, рассказываю.

Ингредиенты:

– 100 гр. сливочного масла

– 100 гр. самоподнимающейся муки

– 100 гр. тхины

– 100 гр. сахара или 70 гр. сахарной пудры

– 25 гр. какао бобов

– 1 яйцо

Способ приготовления:

Смешать масло, сахар и муку до получения крошек. Добавить какао бобы и тхину и перемешать. Добавить яйцо и замесить тесто. Отправить тесто в холодильник на полчаса-час.

Слепить из охлажденного теста колобки размером с грецкий орех и отправить в духовку, разогретую до 180 градусов, на двадцать минут. Рассыпчатое, нежное печенье с привкусом черного шоколада готово!

Макс Жеребчевский (Моше Ариэль). История советского Диснея

Встретив этого немолодого человека в черной кипе на улице столичного квартала Гило, когда он спешит на молитву в синагогу или покупает продукты в ближайшем супермаркете, вы вряд ли обратите на него внимание. Может быть, вас удивят его глаза: добрые, чуть насмешливые, в которых то и дело загорается детский хулиганский огонёк. Но скорее всего, вы подумаете, что это ничем не примечательный пожилой господин. И будете неправы. Потому что он – не просто обычный пенсионер, а легенда советской мультипликации. Раньше его звали Макс Жеребческий, и он подарил миру Трубадура, Трусливого короля, отважного Рикки-Тикки-Тави и даже создал новый мультипликационный жанр. Сегодня его зовут Моше Ариэль, и он мой собеседник.

– Моше, а это правда, что вашим первым художественным произведением был портрет Сталина?

– Правда. Но до этого я начал лепить слоников, и у меня очень неплохо получалось. А к концу войны, когда изо всех сил трубили о приближающейся победе и раздували фигуру Сталина, я тоже его очень полюбил и от большой любви решил его изобразить. На разделочной доске, на которой мама раскатывала тесто для пельменей, я нарисовал масляными красками его портрет. Мне страшно нравился его мундир и ордена, и я их нарисовал с особой тщательностью. А потом пришел участковый милиционер, и мама с гордостью показала ему портрет. Он жутко посуровел и спросил: «А разрешение есть?». «Какое разрешение?» – мама удивилась. «Это же ребенок нарисовал!». «Это нельзя, это надо убрать!» – велел он. Вот с этого все и началось.

– И вы росли в выдающихся, по советским меркам, условиях.

– Отец был строитель. Он построил квартиру, в которой я родился. Квартира эта находилась между Кремлем и синагогой. И я жил между ними. Всю войну мы провели в Москве, потому что уезжать в эвакуацию было еще опаснее, чем оставаться под бомбежками. Во время войны я не ходил в школу, оставался дома, с мамой. А она, в свою очередь, эта гениальная пианистка со вздорным характером, мало приспособленная к быту, стала управдомом.

– А после окончания войны была художественная школа?

– Да, в конце войны, после портрета Сталина, папа отвел меня в художественную школу для одаренных детей, которую чаще называли «школу для одаренных родителей», потому что там учились дети знаменитостей. Мой папа знаменитостью не был, но он был хорошим строителем и предложил директору сделать ремонт в школе. Вот так меня и приняли. Сначала было трудновато, ведь я много лет пропустил. Но потом догнал программу.

– Ваш отец был коммунистом?

– Да, убежденным. Отец был из простой еврейской семьи. Его отца, раввина и столяра-мебельщика по профессии, зарубили топором на пороге собственного дома. Отцу тогда было шестнадцать лет. Это было страшное потрясение, которое он пронес через всю жизнь. Мать осталась без денег, и ему, шестнадцатилетнему пареньку, пришлось зарабатывать. Он нанялся на строительство железной дороги. А там познакомился с евреями-коммунистами. Они ему объяснили суть коммунизма, он загорелся идеями революции и решил ее устроить.

– А вы прослеживаете связь между тем, что ваш отец увлекся идеями коммунизма, и вы, через много лет, обратились к иудаизму?

– Я усматриваю такую связь, что отец хотел претворить в жизнь то, что написано в святых еврейских книгах. Он не хотел ждать машиаха, как правоверные евреи, он хотел создать рай на земле собственными руками. Он считал, что строительство коммунизма – это и есть подготовка к приходу машиаха.

– Итак, вы закончили художественную школу и поступили во ВГИК на отделение мультипликации. Что было потом?

– Я закончил мультипликационное отделение ВГИКа с отличием и начал искать работу. Мне нужно было работать, ведь я должен был кормить стареньких родителей. Они поженились уже очень немолодыми людьми. Когда я родился, отцу было за шестьдесят. Мама была моложе, конечно, но тоже в возрасте. И я был для них единственным сыном, их радостью и гордостью. И кормильцем тоже.

– А как вы на СОЮЗМУЛЬТФИЛЬМ попали? Это ведь была закрытая каста.

– Меня не ждали, естественно, и никакой возможности туда попасть не было. И тут мне в первый раз повезло. В это время как раз снимали первый широкоэкранный полнометражный мультфильм «Дикие лебеди». Режиссером был Михаил Цехановский, когда-то очень известный художник, а на тот момент дряхлый старик. После блокады Ленинграда он совсем сдал. Художником на картине был мой приятель Натан Лернер. И вот они разругались страшно, и Лернер предложил мне занять его место. А времени уже почти не оставалось, и смета была почти вся истрачена. За меня схватились, как за спасителя. И я ввязался в это дело, сам не понимая, куда я вляпался. Мне пришлось влезть в чужие типажи, когда срок сдачи картины висит, а там еще многое не начато, и деньги почти кончились. Но я был молодой, очень хотел работать. И я взялся за эту работу, хотя все на меня смотрели, как на идиота. А я засучил рукава и стал работать. Короче говоря, мы все успели сделать в срок, работа эта была отмечена, мы получили кучу наград и вот еще кое-что…