Стыдная тайна неравенства - [22]

Неважно, что в реальных коммунистических государствах партократия оттеснила хозяев знаний от власти. Показательно при этом, что она почтительно оставила им возможность безбедного существования, создав гигантскую сеть бесплодных научно-исследовательских институтов и академий, где можно было наслаждаться бездельем и безответственностью, сохраняя при этом престижное положение. И это тоже украшало победивших коммунистов в глазах западного либерала: вот какое уважение к знаниям и науке.

Убежденных и страстных сторонников социалистических идей сегодня можно найти только на процветающем Западе. В американских университетах, особенно в Калифорнии, их влияние так велико, что злые консерваторы говорят теперь не "западный берег", а "левый берег". И эта ситуация является еще одним пикантным опровержением марксистских пророчеств. Ибо марксизм утверждал, что носителем идей социализма являются угнетенные массы. Однако в бедных странах, где степень угнетения гораздо более ощутима, социалистические партии не пользуются никаким влиянием. Зато в странах развитых, индустриальных, они являются реальной политической силой и часто добиваются победы в борьбе за власть.

Примечательна также устойчивость политических пристрастий хозяина знаний. Казалось бы, бурление мировой политики должно было приводить к постоянной переориентации взглядов. Действительно, такие события как вторжение советских войск в Финляндию (1939), Прибалтику (1940), Венгрию (1956), Чехословакию (1968), Афганистан (1980) заставили несколько сотен честных людей на Западе покинуть лагерь сторонников социализма. Однако большинство продолжало изыскивать оправдания и для этих актов агрессии и находило их в кознях нового Сатаны — Военно-промышленного Комплекса (загадочное существо, воплощающее ныне для западного интеллектуала мировое зло).

Итак, всё вышесказанное приводит нас к выводу, что вечная война между уравнителями и состязателями в интеллектуально-теоретической сфере, между либералом и консерватором — в политической борьбе — проявляется в социальной сфере как разлад между хозяевами знаний и хозяевами вещей.

Врождённое неравенство людей, конечно, обнаруживает себя в обеих группах. Если хозяевам знаний открыта возможность свободного состязания, результатом будет расцвет культуры в стране. Если распорядительная функция — сфера деятельности хозяев вещей — контролируется свободной рыночной конкуренцией, она окажется в руках самых энергичных и предприимчивых, и результатом будет подъём благосостояния.

Но, требуя свободы для себя, хозяин знаний крайне подозрительно смотрит на свободу для хозяина вещей. Ибо результатом её неизбежно будет обогащение одних и обеднение других. А это неизбежно чревато страданиями людей и социальными смутами. Ах, как хорошо было бы, если бы люди были равны по своим силам и талантам! И уж если они неравны, то нужно так организовать общество, чтобы неравенство сглаживалось, а не усугублялось. Чтобы любая кухарка могла управлять государством (Ленин). Чтобы любой недотёпа и бездельник получил право на рабочее место (президент Клинтон). И ради достижения этого уравнительного идеала хозяин знаний ведёт вечную борьбу с хозяином вещей на трёх уровнях: этическом, политическом, интеллектуальном.

Хозяин вещей — моральный изгой

На фронте этическом положение хозяина вещей практически безнадежно. Торгующие — вон из храма! Только в насмешку может Цветаева сказать: "…Люблю богатых / — и за то, что их в рай не пустят, / и за то, что в глаза не смотрят".2 Любое накопление вещей — источник раздора, зависти, вражды. Оно возможно лишь в результате ограбления ближнего. То ли дело накопление знаний. Вы точно никого не грабите. Знания доступны любому — если только хозяева вещей не попытаются брать непомерную плату за образование. Знания невозможно отнять — значит, нет стимула нападать на ближнего своего с оружием в руках. Хозяин вещей останется навеки морально несостоятельным и должен знать свое место в небоскребе этических ценностей: в подвале, среди мешков с углем, отопительных котлов, баков с мусором.

Из поэтических проклятий богатству и собственности можно составить тома.

"Где, укажите нам, отечества отцы, — вопрошает Грибоедов, — которых мы должны принять за образцы? / Не эти ли, грабительством богаты?.."3

"Что не подвластно мне?.. — восклицает Скупой рыцарь у Пушкина. — Как некий демон / Отселе миром править я могу… / И вольный гений мне поработится, / И добродетель, и бессонный труд…"4

Весь Некрасов, которым зачитывалась русская молодежь, — отдельным томом.

"В прогрызанной душе / золотолапым микробом / вился рубль"5

— свидетельствует Маяковский.

К вечной войне между изобретателями и приобретателями призывает Хлебников.6

"Богатые откупаются, — пишет Цветаева. — О, богатые безумно боятся — не Революции, так Страшного суда."7

Разве что дедушка Крылов посмел вступиться за накопителя-муравья. Но и ему век спустя возражает Александр Кушнер, беря сторону стрекозы: "Не копила ведь, а пела…"8

Тримальхион, Гобсек, Чичиков, Плюшкин — бесконечна отвратительная череда богачей и накопителей в мировой литературе. Да и в религиозной проповеди нет им пощады.