Стычки локального значения - [20]

— Лу, возьми с собой Берндта и покурите там вместе с этим…

— О-кей, Зак, я осмотрюсь, как там снаружи. — Луиджи почувствовал, что что-то пошло не по его сценарию, но сделал вид, что подобное ожидалось.

Едва за ними закрылась дверь, Мильке сказал на очень хорошем русском:

— Откуда вам известно, что мне знакомый этот язык?

— Пятьдесят лет назад Вы читали лекции в школе Коминтерна в Москве одному моему хорошему знакомому из числа американских коммунистов. Он о вас помнит и до сих пор тепло отзывается.

Мильке недовольно скривился, всего лишь на миг, но я заметил.

— Хорошо, допустим так. А откуда этот язык узнали вы?

— Это важно?

— Это важно, — отрезал министр безопасности.

— Бабушка с русскими корнями, колледж, Толстой, Достоевский…

— Я вам не верю, мистер Майнце. Вы говорите слишком правильно. Не как в школе правильно, а как говорят русские. И говорите вы на том русском, что был в ходу во времена Достоевского.

Старый шпион замечал все, и, наверное, на самом деле было глупо, неосмотрительно и самонадеянно решить, что смогу долго валять перед ним дурака. Однако ж, если он приехал и сидит передо мной, следует донести до него свою мысль.

— Давайте сделаем вот как, герр Эрих. Я вам расскажу о целях, которые надеюсь достичь этой аудиенцией, и если мы добьемся взаимопонимания, то с радостью поведаю вам о корнях своих филологических познаний. Ведь если мы не договоримся — мне нет никакого смысла открывать перед вами свои тайны. Не так ли?

— Резонно, — Мильке водрузил на переносицу свои тяжелые очки. — Итак?

— Итак. Безусловно, вы навели справки обо мне, иначе бы вас здесь не было. Вы знаете, что я кое-чего стою, и разговор для вас может быть интересным и полезным. Отталкиваясь от этих посылок, я задам вам вопрос… Вы, конечно, смотрите иногда телевизор?

— Я даже иногда там выступаю.

— Тогда вы видели сегодняшний репортаж из Афганистана о начале вывода советских войск?

— Ja.

— Две недели назад в Польше демонстрация «Солидарности»? И наш Конгресс официально выделил в помощь их лидерам миллион долларов. Месяц назад, нет, уже полтора, в Чехословакии массовая антикоммунистическая демонстрация? В Союзе официально основана еще одна партия — демократическая госпожи Новодворской? Зимой в Сибири студенческие забастовки против военизации университетов? Постоянные националистические выступления по всей территории Большого Брата. Вы понимаете, что это значит?

— Продолжайте, — Мильке демонстрировал абсолютную невозмутимость.

— Это значит только одно — запущен процесс демонтажа социалистической системы. Вы понимаете последствия этих событий? В той части, в которой они касаются Германии?

— Соединение с весси? Этого не будет. Мы уже слишком разные! Уже выросло два поколения…

— Будет, герр Эрих. Непременно будет. Наш старик Ронни год назад не зря призывал Горби разрушить вашу стену — он знал, что говорил, все просчитано. Хотя сказать честно, для наших политиков это самый большой кошмар — сильная Германия в центре Европы. Гораздо худший, чем две враждующие между собой Германии. Но объединение Германии на условиях упразднения социализма — это очень сильный символ, которым нельзя пренебрегать. Рейган знал, что Горби послушается, вернее, у него не будет выбора, не будет силы и возможности противодействовать. Посмотрите на Россию — они ищут расположения Запада изо всех сил, потому что уже очень скоро им не на что будет содержать свои танки и нечем кормить свой народ. Берлинская стена будет разрушена — слишком велик соблазн для толпы, для политиканов. Несмотря на все достижения СЕПГ вроде тотальной социальной справедливости и самых высоких в мире студенческих стипендий. Вам ли не знать, как просто управлять толпой? Ни вы, ни ваш друг и начальник Эрих не готовы залить кровью половину Берлина. И значит, вы проиграете. СССР падает, а ваша маленькая Германия не удержится одна в центре Европы. Вокруг NATO. И в отличие от стран Варшавского договора, тоже не ангелов, но…

— За подобные разговоры совсем недавно у нас посаживали в тюрьму. Надолго. А некоторым и рубили головы.

— Перестаньте, герр Эрих, уже лет двадцать никто никому не рубит головы. Мы с вами в Западном Берлине, не так ли? Это, скорее, моя территория, чем ваша. Странно слышать такие угрозы. Но даже встреться мы в Потсдаме, я сказал бы то же самое. Никто уже не рубит головы, особенно за такие разговоры. На любой кухне Берлина только об этом и говорят. Вы многое знаете о Западной Германии, об Америке, говорят, даже прослушиваете телефоны герра Коля, но о том, что происходит у вас под носом, вы просто не желаете знать. Остался год-два, потом станет поздно что-то делать! Очнитесь!

Мильке поднял кружку, стоявшую перед ним, отхлебнул, причмокнул губами и внимательно посмотрел на меня:

— Допустим так, что все обстоит так, как вы мне здесь обрисовали. Не хочется верить, но вы во многом правы. Я не пойму одного — какой есть ваш интерес в этих событиях? На что вы рассчитываете? Разве объединение Германии сможет вам дать больше, чем вы имеете уже? Вы же баснословно богаты уже сейчас? Кое-кто считает, что даже самый богатый человек на свете. И зачем вам я и моя бедная Германия? Купить меня не выйдет даже за все те деньги, которыми вы обладаете. Да и не стою я столько.