Стяжание духа - [15]

, к которому приучили меня и дух века, и в особенности медицинское воспитание, и мое пристрастие смолоду к естественным наукам, эта победа тоже стоит внимания". Форма новой жизни, а не увлечение, сквозит в каждой такой фразе К.Н.Леонтьева, а потому восхищаемость социального философа: "фидеизм с каждого такого увлечения берет свою добычу, на тысячу ладов видоизменяя свои ухищрения в пользу философского идеализма". Чаемое приходит через отражение восхищаемого по благодати, и такая благодать была дана отцу "социального философа", но не была дана сыну , поскольку сказано, что только через "Святого Духа мы узнаем Христа, Сына Божия и Бога, ив Сыне созерцаем Отца. Ибо слово по природеѕ вестник ума; дух жеѕ обнаружитель слова. Подобный же и совершенно равный образ Сынаѕ Святой Дух, в одном только отношении, имея различие note 2; в том, что Он исходит . Ибо Сын, хотя рожден , но не исходит. И каждого отца естественный образѕ сын. И это первый род изображения: естественный ". Но "образ" есть тождество "идеи", как это следует из разбора рассмотренной ранее коллизии П.Д.Юркевича (см. стр.9). Поэтому восхищаемое и чаемое по благодати в сознании верующих, а потому и самих отцов Церкви, есть апофатическая антиномия богословия, зафиксированная в самом противоречии в форме антиномии конфессионального христианского богословия как данность.

Соборное учение св. отцов об исхождении Св. Духа от Отца, в чем поступает, согласно постановлениям св. отцов 3-ро,-4-го, 5-го, 6-го и 7-го вселенских соборов, запретивших всякое изменение никеоцареградского символа. В противоположность Восточной православной церкви, Западная церковь нарушила постановления отцов этих соборов и внесла в учение о Св. Духе изменение. Именно, в начале V века некоторые учители Западной церкви при определении личного свойства Св. Духа начали утверждать, что Он исходит вечно не только от Отца, но и от Сына—Filioque, откуда и учение их названо филиоквистическим. Восхищаемое стяжание Духа превращается в "смотрение сквозь пальцы на игру детей до одури, до одышки", и вопрос об исхождении Св. Духа с особенной страстью в зыби водного стекла словопрений заколебал Запад в VIII столетии. Император Карл Великий, чтобы положить конец бесконечным словословиям, созвал в 809 году под своим личным председательством собор для раcсуждения о присоединении к символу веры “и от Сына”—Filioque. На этом соборе было постановлено утвердить символ веры с этой прибавкой. От лица императора и собора было отправлено в Рим посольство к папе Льву III с восхищаемой формулой и просьбой утвердить новый догмат. Но папа не дал своего согласия на внесение Filioque в символ веры и приказал начертать никеоцареградский символ Веры на двух серебряных досках, на одной—по-гречески, на другой—по-латыни и повесить эти доски в храме Св. Петра с надписью: “Я. Лев, поставил это по любви к православной Вере и для охранения ее".

Так на чешуйчатой броне словопрений и брани, несмотря на отказ Льва III признать прибавку Filioque законной, она получила распространение во многих местах Испании, Италии и Германии. Антиномия восхищаемого и чаемого по благодати разделила мирян и отцов церкви в своей мучительной надежде Воскресения. Когда же папские миссионеры, во второй половине IX ст., пытались распространить символ Веры с прибавкой Filioque и на Восток, а именно в Болгарии, константинопольский патриарх Фотий возвысил свой голос против неправильной прибавки к символу Веры Filioque и на соборе в 866 г. осудил ее. Когда было допущено это прибавление к символу Веры в самом Риме, точно не известно, во всяком случае, не ранее 1014 года. Разлука ортодоксальной, т.е. православной Церкви, и католической церквей была оформлена как факт антиномии.

В половине XI века константинопольский патриарх Михаил Керуларий, в своем послании уже определенно обличает Западную церковь в принятии догмата Filioque и считает его серьезным и достаточным поводом для того, чтобы признать Западную церковь уклонившейся от чистоты православия и потому недостойною общения с православной церковью. Прибавка к символу веры Filioque послужила, таким образом, одной из главнейших причин отделения западной церкви от восточной; она же является и основным препятствием к соединению церквей. Все попытки, которые делались в этом направлении, не дали положительных результатов, так как вопрос об исхождении Св. Духа признавался вопросом догматическаго характера и потому, когда поднималась речь о соединении церквей, то, прежде всего, устанавливалось наличие расхождения в этом вопросе между восточнойи западной церквами. Учение об исхождении Св. Духа получило, таким образом, кроме догматического значения, еще и практическое, как препятствовавшее соединению церквей. Поэтому выяснению его посвящена обильная литература, как в западной, так и в восточной церквах, при чем и самая постановка вопроса об исхождении Св. Духа у представителей восточной церкви несколько изменилась по сравнению с прежним временем. После разделения церквей богословы западной церкви в своих сношениях и диспутах с греками указывали на то, что и восточные церковные писатели учили об исхождении Св. Духа от Отца через Сына и что Западная церковь, уча об исхождении Его от Сына, подразумевает то же, что восточная церковь в словах "через Сына". Это утверждение разделило богословов восточной церкви на две партии. Представители первой, находя соединение с Римом возможным и полезным, старались доказать в своих сочинениях, что отцы и учители православной церкви, говоря об исхождении Св. Духа через Сына, видели здесь посредничество Сына в предвечном исхождении Св. Духа. Поэтому и учение западной церкви о Filioque не противоречит учению восточной церкви. Представители второй партии (Марк Ефесский, Григорий Кипрский) держались противоположного мнения. В утверждении о зависимости Св. Духа от Сына по предвечному бытию они видели искажение истины, а встречающиеся же у отцов церкви выражение "через Сына" объясняли из единства существа Троицы и христианского учения о взаимопроникновении всех Лиц Св. Троицы.Так Стяжание Духа в интуиции менталитета как Идеи апофатического Богословия на примере многовекового пути обеих Церквей свидетельствует не просто о богословской природе противоречий, разделяющих Церкви, но об антиномической природе восхищаемого и чаемого по благодати в любых основных вопросах богословия. Такие вопросы, будучи решаемы даже в свободном и благодатном волеизъявлении отцов Церкви, остаются в области апофатического богословия не просто неразрешимыми, а