Ступени. Беседы митрополита Антония Сурожского - [3]

Вот так и мы можем в течение всей своей жизни и в большом, и в малом быть не героями, потому что для этого редко предоставляется возможность, а быть подвижниками, постоянно двигаться, чтобы быть все более похожими на Христа, все более радовать Его этим; все время светлеть, принимая черты Его Личности, учась тому, что для Него отвратительно, и что для Него – радость.

Я помню одного священника, тогда еще совсем молодого, который мне казался очень ветхим, потому что я был мальчиком десяти лет. Он меня очень поразил. Его звали отец Георгий Шумкин. Он был священником нашего детского лагеря. И нас, всех мальчиков поражало, в нем то, что он умел нас всех любить без разбора. Когда мы были хорошими, его любовь была ликующей радостью. Когда мы отпадали от благодати, делались плохими, его любовь не менялась, но она делалась острой болью, которая нас оздоровляла и нас меняла. В то время я о Боге ничего не знал. Это меня поразило и осталось в моей памяти и в моем сердце. Это раскрылось, когда я о Боге узнал... Бог нас любит именно так. Он ликует, и Он умирает на кресте. Острая боль в сердце отца Георгия стала возрождением нашим и возрождением других людей. Многие из нас переменились от того, что не могли вытерпеть, видя его страдания.

Вот в чем, как мне кажется, в простых словах и в масштабе обыкновенной простой жизни заключается жизнь христианина в современном мире.

О церкви

Первое, о чем я хочу сказать, и это мне кажется очень важным: Христос сам лично ничего не написал. Евангелие, которое у нас есть – это память Церкви, память самых ближних Его учеников о том, что они пережили, чему они научились, общаясь со Христом.

Христос не оставил после себя книгу, как оставляли многие другие учителя. Что же Он после себя оставил? Можем ли мы быть уверены в том, что в Евангелии содержится именно то, что Он говорил, чему Он учил, что именно таков был Его образ. Да, можем. Мы можем себе это представить гораздо лучше, чем если бы была у нас книга, которую мы бы читали, и каждый из нас бы вычитывал то, что ему хочется в ней увидеть, как мы постоянно это делаем, читая произведения разных писателей. Мы видим себя в них и воспринимаем книги только в размере своего понимания. Христос книги не оставил, но оставил живое общество, которое называется Церковью и которое Его лично знает. Я говорю: знает, а не только знало. Из столетия в столетие все те, кто стали верующими, так или иначе встретили Христа, могут повторять слова апостола Иоанна, сказанные им в одном из своих посланий: "Мы вам говорим о том, что наши глаза видели, что наши руки осязали, что наши уши слышали".

Мы говорим о том, что для нас абсолютная, несомненная реальность, потому что она – в пределах нашего опыта. И так из столетия в столетие это случается с бесчисленным количеством людей. И нам надо помнить, что Церковь – это общество, которое соединено, как говорится в катехизисе, не только общностью таинств, догматической веры, обрядами. Все это, конечно, есть в Церкви и является как бы составной частью ее, но в Церкви сердцевина другая. Это – встреча, встреча лицом к лицу со Христом. Это может быть потрясающая встреча, она может произойти исподволь, еле-еле заметно, но она всегда должна присутствовать, чтобы человек мог сказать: "я – верующий".

Вера, то есть опыт встречи со Христом, невыразима. Сказать то, что случилось, невозможно. Можно только передать на человеческом языке то, что доступно нашему пониманию, нашему восприятию. Я вам расскажу, что со мной случилось и потом перейду к вопросу о том, как вера может найти себе выражение.

Я родился до первой мировой войны, мой опыт жизни заключает в себе все трагические годы России и заграничную жизнь эмиграции. Обстоятельства были такие, что я церковного или просто христианского учения не слышал. Когда мы очутились в эмиграции, я оказался живущим в закрытой школе. Я выходил из нее только на несколько часов в воскресенье. Тогда было не до того, чтобы меня учить, меня надо было утешить, обрадовать. Поэтому я о Боге никаких понятий не имел. Я знал, что мои родители верят в Бога, но более этого ничего не знал. И так длилось довольно долго. Я поступил мальчиком в русскую молодежную организацию. Там я встретил отца Георгия, о котором упомянул выше, и который передо мной открыл таинство всепобеждающей любви, любви, которая может ликовать, и которая может быть крестной мукой. Я это воспринял тогда только как его личное, непонятное мне свойство. А потом прошли годы. О Боге я слышал, но не интересовался Им. Однажды во время игры ко мне, как и к другим мальчикам лет четырнадцати, подошел наш руководитель и сказал:

– Ребята, мы пригласили священника провести беседу с вами, потому что наступает Страстная седмица. Идите в зал.

Мы все отказались. Я особенно не хотел идти, потому что другие были хоть сколько-то церковные, а я никакого представления об этом не имел. И я ему ответил, что я ни в Бога не верю, ни в священников не верю, и у меня нет никакого желания идти учиться тому, что мне совсем не нужно. Руководитель мой был умным. Он мне не сказал, что "это будет полезно для моей души". Он сказал: