Стулик - [11]
И – месяц молчок.
И ох, не стал бы отступать я в эту зыбкую стороннюю муть от нашей кристальной темы. Но – типичнейший случай! Ведь это как же: назад лет пять ещё ну не было такого всеобщего опупения. Поделись с кем из мужиков – у всех, у всех телефонов полон мобильный, а встречаться не с кем…
Психиатры, отзовитесь! Есть ли термин новому недугу?!
Нет, если в метро спуститься, там, вероятно, не поймут, у виска покрутят: что за проблему придумал – вон кругом сколько девок!.. вон любви-то сколько вокруг!.. Сразу оговоримся. Здесь и далее речь идёт о феминах экстракласса, чья редчайшая, ломкая, невозможная, надуманная порода превозносима, боготворима, ставима во главу всех углов самцами исключительно понимающими – и, по роковому стечению обстоятельств, во всех отношениях элитарными. Такая прибудет откуда-либо из Архангельска или там Иркутска – и всё-то время многозначительно о себе недоговаривает: то она модель, то студентка, где она и как, а главное, на что. Но если судьба вам улыбнётся и через месяц таки предоставит с ней ещё одну встречу, вы искренне откроете, насколько сами провинциальны рядом с невозмутимым знатоком всех московских входов и выходов.
Снимете шляпу и уж не станете более беспокоить.
И вот теперь. Захотелось ей вдруг покататься со мною да по Москве-реке! А почему бы нет – тем более что скоро-скоро покинет она наше повествование, так и не попав в него толком. Бедняжке срочно необходимо было кому-то выговориться – о превратностях любви к нефтяникам. То есть не кому-то, а именно мне – заглянув при том пытливо в глаза: а что, если… а может, и правда?.. ведь главное – это чтобы человек был надёжный?.. благодарный?.. чтоб понимал, как трудно сейчас девушке одной… квартиру снимать за 1000 евро!
А я всё смотрел ей в пупок с одиноким волоском и удивлялся: как же раньше-то я его и не приметил.
Так что через полчасика уже сижу я опять в надраенном эклипсе, откинувшись так, весь фильдеперсовый… И вещи на мне красивые – белые шаровары да бутиковая фиалковая майка верх обтягивает.
Красавцу-орлану в гордом парении где-нибудь над озером Титикака, наверно, не так одиноко, как мне на оживлённой Фрунзенской набережной при полном джентльменском наборе в этот благодатный вечерок. И уж по крайней мере, ему там куда интереснее с самим собой.
Нет, вот рядом серебристый телефончик, техногенный умник, вобравший весь мирок мой чёткими гирляндами цифр. Одним нажатьем кнопки запущу любую… Она очнётся, вздрогнет, жужжа уже в натруженном эфире, и вернётся одушевлённая, вольётся в ухо чьим-нибудь «алё».
Напротив, через реку, зажглись мёртвые петли парка, доносится ахание зависшей вниз головой публики, и знойные провинциалки толкутся уже, наверно, на смешной открытой дискотеке, все в своём пиве и кавалерах…
Вот ухнула мимо, чуть не снесла мне зеркало длиннотелая невесомая «А8». Такая же, только помощнее – 4,2 – всё мозолила глаза у подъезда, пока я чудом не постиг, что именно с её владельцем и ездила Фиса в сочинскую «Лазурную». Надо было тогда ещё быть мужиком и непреклонно развестись, не тянуть комедию.
И вон, вон же, прямо над головой, в самом центре открытого люка, предзакатной кромкой высвечен Фисин пурпурный профиль… – через секунду облачко распалось, лишилось смысла.
Да. И в каждом-то моменте моего сидения – обречённая такая вот невысказанность. Безысходное такое опупевание… Оно уйдёт на время внутрь, и сердце поменяет ритм, как только вспомню я опять, в который уже за сегодня раз, о свежих семи цифрах, которые хранит мой телефон под кодом «Sveta little».
Звоню! (Хуже всё равно некуда, ну пошлёт она меня – и правильно сделает.) Подходит (однозначно) мама. Чуть напрягаю голосовые связки, делаю сочный молоденький баритон (бывший диктор, как-никак), и после дежурного чуть настороженного вопроса – а кто её спрашивает? (иначе и быть не может, девуля, конечно, под охраной!) – наконец-то её голос. Голос это… абсолютной маленькой девочки! Ну я и скотина. (Сердце тук-тук.) Голосок струится бойко – звонким, чистым, ни о чём не подозревающим ручейком. (Ручейком! Она, оказывается, очень мило грассирует.)
– Р-роман? Знаю, коне-е-ечно… Встретиться?… Сегодня как раз можно. Если вам удобно – хоть прямо сейчас!.. Я тут недавно приехала – с родителями загорала… Вот только спрошу у мамы…
Мне нравится, как она говорит. Просто. В меру вежливо. С очень своим, неуловимым шармом. С очаровательным маленьким достоинством.
А ещё больше нравится мне, что она говорит! (Но ч-чёрт возьми, бывает такое?!)
– …да, мама сказала – у меня два часа! Мне поздно нельзя…
(Малышня малышнёй!)
– Тогда форма одежды – парадная?..
(Это такая у меня коронка. Если там засмеялись – полдела в кармане.)
– Н-ну так, – парирует. (В карман не хочет за словом.)
– Куда идём?
– Бе-е-ез разницы.
Нет, бывает вообще такое?! Как это вдруг просто, легко и положительно можно побеседовать с нежным предметом. А эта окрыляющая готовность… На столь вдохновенной ноте недолго пуститься и дальше, в отчаянный водоворот щенячьих восторгов, ничего не сулящий, кроме повышения давления и обезличенных штампов на выходе. (В убитый этот вечер безрадостная долина моего существования воспылает розовой зарницей!.. а засидевшийся охотник вкусит волнующих ароматов неизвестности и дикой юной крови!.. и алая магма вольётся наконец в его депрессивную дыру – чтоб переполнить её, клокоча-гогоча, разбрызгиваясь шальными каплями!…)
«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.
История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».
"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.