Стук - [8]

– Ты знаешь, что я думаю о статистике, – отрезала Юлия.

– Без статистики наука не может идти вперед, – стоял на своем Мануэль.

Юлия не решилась высказать свое оценочное суждение о науке. Она знала по опыту, что наступает момент, когда разговор лучше прекратить.

Теперь она сидела в учительской кантональной школы в Ветциконе и пила кофе. У нее был перерыв в занятиях. После урока итальянского в выпускном классе ей предстоял еще урок испанского. Испанский язык не был обязательным предметом, его выбирали добровольно, и потому ученики, приходившие на занятия, в большинстве своем занимались с охотой. Сегодня был урок для начинающих, и Юлия собиралась объяснить несколько основных правил испанской фонетики, перед ней лежала сводная таблица, которую она раньше подготовила для занятий. Но ей никак не удавалось сконцентрироваться на занятии.

Мануэль… Юлия спрашивала себя, знает ли она его вообще. Это было впервые, когда некое событие надолго вывело его из себя. До сих пор он уверенно шел своим путем, Юлия даже порой завидовала мужу. Они познакомились, когда Мануэлю предстоял государственный экзамен, он готовился к нему хотя и интенсивно, но без того страха, который был знаком ей и ее коллегам, – страха, будто ты недостаточно знаешь именно то, о чем тебя обязательно спросят на экзамене, и это заставляло Юлию корпеть по ночам над учебниками и зубрить, зубрить, зубрить…

И свою диссертацию Мануэль написал, не прибегая к ее помощи при переписке набело, все свои должности, от врача «скорой помощи» до ассистента ведущего отоларинголога, он принимал с бесстрашием, казалось, что Мануэль обладал определенным запасом оптимизма, которого так не хватало Юлии.

– Хорошо, так мы и сделаем! – Это было его любимое выражение, которым он припечатывал любое свое решение, будь то покупка дома или переход на другую работу.

И то и другое было связано с риском, что заставляло бы Юлию еще долго размышлять, но Мануэль нередко бывал способен быстро превращать вопросительный знак в восклицательный.

Тем не менее он не принадлежал к тем людям, которые постоянно выставляют напоказ свое хорошее настроение, как, скажем, ее коллега Имбах, преподаватель английского. Когда тот входил в учительскую, у Юлии всегда возникало такое чувство, что ей необходима защита от его веселости, как от заразной болезни.

Юлия впервые увидела Мануэля на вечеринке у его брата, и этот неуклюжий, долговязый студент-медик, у которого разделенные на пробор волосы вечно спадали на лоб, странным образом привлек ее внимание, его неловкие манеры и в то же время легкая ирония, вовсе не пренебрежительная к собеседнику, понравились девушке, и несколько дней после этой встречи она часто вспоминала о новом знакомом, пока не решилась попросить свою подругу узнать через брата Мануэля его адрес. Первый звонок Мануэля она запомнила навсегда: она набирала номер Мануэля и вдруг прервалась. Девушка положила трубку, и тут раздался звонок.

Собственно, тогда Юлия не хотела никаких отношений с мужчинами. Ее дружба с Джулиано была внезапно прервана по его, не по ее вине. Это короткое письмо и сейчас у нее перед глазами, и еще сейчас она чувствует обиду от его слов. Она ему нравится, но он больше не может с ней встречаться. Ни слова о причине. Никакого объяснения, никакого прощания. Это вовсе не из-за нее, да и нет вообще никакой причины, сказал Джулиано ей по телефону.

Причину Юлия узнала неделей позже. Когда она выходила из кафе «Селект», Джулиано тащил под ручку миловидную, стройную блондинку с конским хвостом по направлению к ресторану «Терраса».

Ее родители тогда вздохнули с облегчением. Они опасались, что дружба с студентом-экономистом перейдет в длительную связь, а это не совсем то, чего бы они желали для своей дочери. Родители Джулиано переселились в Швейцарию в пятидесятые годы, его отец работал механиком в Бюрле, а мать служила в фирме по уборке квартир, и они гордились тем, что могут обеспечить образование обоим своим сыновьям. Юлия познакомилась с Джулиано на университетском балу. Когда он узнал, что девушка изучает романистику, то стал говорить с ней только по-итальянски, хотя вполне владел швейцарским немецким, и это поначалу было не больше чем забава, но со временем это превратилось для Юлии в привычку, для нее эта смена языка была чем-то вроде заговора, ведь, встречаясь со своим другом, она как бы переходила в другой мир, который принадлежал только ей и ему. После разлуки с Джулиано девушка не сразу смогла снова начать относиться к итальянскому языку как к обычному учебному предмету.

История с предыдущим мужчиной, ее первым мужчиной, была для Юлии скорее вспышкой взаимного сексуального любопытства, возникшей после окончания школы во время путешествия на юг Франции, которая тлела еще некоторое время потом, но девушка сама своевременно ее потушила, заметив, что это угрожает превратиться в привычку. Хайнц, молодой человек с большими темными глазами, уехал потом во Фрайбург изучать историю.

К Мануэлю ее родители сразу отнеслись хорошо. Человек, который не просто врач, но и швейцарец по происхождению, отец которого тоже врач и тоже швейцарец… Тут у отца Юлии, адвоката, не было никаких вопросов, и только мать спросила дочку однажды, когда дело уже шло к свадьбе, будет ли у Мануэля достаточно времени для семьи. На это Юлия ей тогда ответила, что об этом она сама позаботится и что для нее самой этот вопрос остается открытым, будет ли у нее самой достаточно времени для семьи. Она сказала так еще и потому, что ее мать в свое время, будучи учительницей, оставила работу, чтобы посвятить себя уходу за двумя детьми и своим мужем, которому как раз никогда не хватало времени на семью, и женщина опасалась, что этого можно ожидать и от ее будущего зятя.