Стук - [39]

Потом Мануэла начала обжираться, расплываясь все больше и больше; любому было ясно, что она несчастна. И было невозможно рядом с несчастливой дочерью самой быть счастливой. Самым приятным для них было то время, когда супруги оставались одни, а Мануэла была вместе со школой на экскурсии или в кемпинге. Моника была занята на полставки в секретариате посольства, где Рихард работал атташе по экономическим вопросам. Оба они втайне надеялись, что Мануэла продолжит изучать социологию в каком-нибудь университете в другом городе Америки, но Мануэла не только предпочла остаться в Вашингтоне, где она хотела учиться в Хаббардском университете, в котором преподавали почти одни черные доценты, но и продолжала дальше жить с ними на Гарфильд-стрит, а не в студенческом общежитии рядом с кампусом. Так ей удобнее, заявила она.

И вот она стоит внизу на лестнице и снова задает все тот же вопрос, точно зная, что она опять не получит на него ответа.

Эта жирная глыба, подумала мать, я готова ее убить. И затем она произнесла как можно спокойнее те слова, которые уже повторяла бесконечное число раз:

– Я сама этого не знаю.

– Но я хочу это знать.

– Ты знаешь, что я этого не знаю. И что тебе это даст, если ты это узнаешь?

– Я не знаю. Но это мое право как человека.

– Есть более важные права человека, – сказала Моника раздраженно.

Вот змея, подумала Мануэла, я готова ее убить. И затем она повернула голову немного набок, посмотрела матери прямо в глаза и заявила: «Моего отца, случайно, зовут не Мануэль Риттер?»

В ушах у Моники зазвенело, как будто это имя многократным эхом отозвалось, отразившись от незримого купола невидимого собора. Она обхватила руками верхнюю опору перил, молча повернулась к окну, глядя вниз на освещенную улицу со щитом-указателем: «КОНЕЦ УЛИЦЫ – ДАЛЬШЕ ТУПИК».

23

– Всех благ, Мануэла, – сказала Анна, – я буду ждать тебя здесь.

И она села на скамейку на автобусной остановке, в это время Мануэла подходила к новому зданию с табличкой, на которой можно было прочитать, что здесь ведут прием доктор Эдуард Швеглер, дерматолог и венеролог, доктор Стефан Цильман, уролог, и доктор Мануэль Риттер, отоларинголог. Было около семнадцати часов.

– So you are a tourist?10 – спросила фрау Вайбель, ассистентка Мануэля.

Мануэла кивнула.

– I must see, if the doctor has still time11, – сказала фрау Вайбель и попросила девушку заполнить бланк с персональными данными.

Она записалась под фамилией своего отчима – Бек, имя – Нела, и назвала адрес в Цюрихе – отель «Рютли». Затем Мануэла прошла в комнату ожидания и села, держа ладонь у левого уха. Шла середина июля. Мануэла удивлялась такой жаре. На ней были только тонкая розовая блузка и светлые льняные брюки, но она сильно вспотела. Каждый врачебный кабинет в Америке имеет обязательно кондиционер.

Два месяца назад ее кузина Анна послала ей мейл, где рассказала всю историю с фото и спросила ее, может ли она себе представить, почему встреча с доктором Мануэлем Риттером была такой важной для ее матери, зачем она тогда послала ему это свое фото с дочерью. Она не забыла еще передать просьбу Мануэля, чтобы она, Анна, ничего об этом не рассказывала тете Монике.

Мануэле сразу стало ясно, что это именно тот след, который ведет к ее отцу. Это был тяжелый вечер с ее матерью, Мануэла была возмущена, что ее столько лет обманывали, и Моника пыталась объяснить дочери, что она обещала этому мужчине исчезнуть из его жизни и избегать всего, что могло бы создать трудности для его жизни – в конце концов, у него же была семья.

Семья? Его сын теперь друг Анны и отец ее ребенка. Это известие потрясло Монику, ведь это делало встречу с семьей Мануэля почти неизбежной. Напрасно мать пыталась добиться сочувствия к себе.

Может ли она себе представить, как себя чувствуешь, если просто ничего не получается с мужчинами?

Конечно, может, для этого ей достаточно посмотреть на себя в зеркало!

Она нашла единственный способ решить свою проблему.

Решить, сказала себе Мануэла, хотя решением это вряд ли можно назвать, уже тогда должно было быть ясно, что это приведет только к новым проблемам, причем очень серьезным.

Это были бесконечные разговоры, полные упреков, которые длились до утра, и слова и фразы, которыми можно было бы смягчить разлад, так и не были найдены.

Мануэла была еще более возмущена, когда на следующий день она узнала, что Рихарду была известна история ее появления на свет.

Значит, всю жизнь с ней обращались как с маленьким ребенком.

– Меня обманывали, – сказала она, – обманывали, really. Shit.

Когда Мануэла вскоре заявила о своем плане отправиться в Швейцарию, чтобы найти своего отца, Моника при поддержке Рихарда стала ее настоятельно уговаривать не делать этого, ибо таким образом она может разрушить чужую жизнь. Но Мануэла показала ей уже купленный билет и сказала, что ей никто не может воспрепятствовать и им самим стоит подумать о том, не разрушили ли они, возможно, ее жизнь этой ложью, а каждый ребенок имеет право знать своих родителей.

– И когда ты познакомишься с твоим отцом, что будет дальше? – спросила Моника.

– Дальше? Я этого пока не знаю, – ответила Мануэла, – но это будет лучше, чем если бы я его вообще не знала.