– Мы оба не подарки.
– Значит, плохо кончим.
– Будем надеяться, что нам хоть понравится.
Тут я понял, что мы добрались до цели, и перестал шутить.
Снаружи дом изменился мало, только над дверью появилась неоновая вывеска «Кафе-бар». Ловко обходя столики, навстречу нам поспешил официант и вытянулся перед Розой. Она подарила ему голливудскую улыбку и заказала два бокала вина.
– Ну и как тебе?
Помещение оказалось совсем не таким, какое я ожидал увидеть: светлое дерево и чистые, современные линии – ни намека на малиновые бархатные драпировки и томных куртизанок.
– Даже не знаю. Мурашки по спине не бегут, если ты об этом.
– Что будешь делать?
– Подожди-ка здесь. Я сейчас.
Подвал служил теперь хранилищем пивных бочек и винных бутылок. Там было сыро, как на кладбище. Я вынул ксерокопии снимков и с бьющимся сердцем подошел к кирпичной стене.
Я на ходу старался придумать какую-нибудь отговорку на случай, если меня здесь застукают, но в голову ничего, кроме правды, не приходило. Я надеялся на чудо. Ведь если пытка или убийство все же имели здесь место, должны остаться какие-то следы, память о преступлении. Крик, застывший в воздухе, эхо ушедшего, заключенное в стенах, словно средневековая кафедральная молитва.
Я ничего не заметил. Фотография могла рассказать слишком мало. Возможно, это и есть то самое место, но я не почувствовал, что добрался до истины. Никаких новых доказательств. Я сел на пивную бочку, склонил голову и не стал сдерживать слез.
– Мне же было небезразлично, – прошептал я, – настолько небезразлично, что я даже попробовал разобраться. Прости, я ведь даже не знал, как тебя зовут.
И я понял, что плачу не только по этой девушке на фотографии. Я оплакивал всех жертв, настоящих и будущих. Я еще раз взглянул на снимки, вынул зажигалку и поджег их, уронил на пол, наблюдая, как они корчатся, превращаются в пепел.
Потом затоптал тлеющую бумагу. Я посидел с минуту в надежде, что мне удастся за кого-нибудь помолиться, потом вытер лицо и побрел обратно в бар.
Роза разговаривала с официантом – он предлагал ей попробовать spécialité de la maison.[28]
Я заметил: она слегка разрумянилась, чего уже давно с ней не случалось.
Она задорно склонила голову, уверяя официанта, что подумает над этим предложением.
Вино она уже прикончила. Когда я уходил, мой бокал был почти полон, а сейчас в нем было меньше половины. Я прошел по залу, она подняла голову, и официант учтиво отступил.
– Ты в порядке?
– Да, намного лучше.
– Но выглядишь хуже.
Я улыбнулся. В глубине души я люблю Розу.
– Несмотря на мой вид, я сейчас намного лучше себя чувствую.
Мы вышли из бара и медленно двинулись по мощеным улицам – бесцельно, как туристы. Сверху закапало.
– Даже не знаю, – сказала Роза, вытянула руку и стала ловить ладонью дождь. – В кои-то веки мы добрались сюда из Глазго – и полил дождь.
Но тут был совсем другой дождь. Теплее, мягче – дождь, который поливает цветы и освежает тротуары. Роза обняла меня.
– Ну что, вперед! Мы ведь в Париже. Пошли, найдем приличное место и хорошенько напьемся.
