Струна истории - [148]
Ему говорят: «Ничего подобного! Это — кощунство! Это разница просто из-за бедности нашего языка. На самом деле, они — равные, как две стороны одного лица, скажем, правая или левая».
Спор из-за этого был — жуткий! Казалось бы, не из-за чего было спорить. Но им так хотелось спорить, что они готовы были спорить из-за любой причины.
Константин дал христианам только равноправие и установил веротерпимость. Ну, и перестали пытать, ловить и обижать, если они только сами не устраивали восстаний, как в Африке. Но в Африке эти самые берберы такие фанатики, что они при любых обстоятельствах бунтовались. Так что считать это религиозным — никак нельзя. Даже, наоборот, Константин пошел на компромисс, разрешив всем христианским церквам собраться в Никее (это был большой город в Малой Азии близко от Мраморного моря), устроить общий Собор.[484]
Но он потребовал только, чтобы его допустили туда. Ему сказали: «Как? Ты же, император, не христианин. Но туда приходят только главы церкви, наши епископы, наши священники, наши святые! А мы тебя допустить не можем!»[485]
Он говорит: «Ну, тогда не будет Собора».
«Ладно, — сказали ему, — подумаем».
И нашли способ. Так сказать, опустив из виду, что он не был крещен, ему дали чин — дьякона, самый низший чин в христианской иерархии. Ну, а так как он был, по совместительству, — императором, то с ним приходилось считаться. Собор был созван, главным образом, из-за того, что христианство начало, как и всякая этническая система, усложняться.
Проповедовали христианство во всех народах, и проповедь — шла с невероятной быстротой, потому что когда пассионарный человек — убеждает, то гармоничные, субпассионарные люди его принимают. Им кажется, что он правильно говорит. Так что все эти — вандалы, лангобарды, гепиды — они приняли христианство, которое им было проповедано. А проповедано им было арианство.
Все это шло очень сильно, причем опять-таки страдали или христианские философы и богословы, или — языческие, потому что языческие были учениками христиан. Всех Отцов Церкви — Григория Богослова, Василия Великого — учил ритор Либаний,[487] который сам был учеником неоплатоника Плотина. И они великолепно выучивались, они никогда не спорили, они уважали сочинения друг друга.
Но эта вот (Л. Гумилев на графике «Изменение уровня пассионарности в этнической системе» показывает на самый низший уровень — субпассионариев. — Прим. ред.) — шобла, вот эта римская чернь, она искала жертвы. Она хотела убить кого угодно. Сначала они убивали христиан за то, что они — не язычники. Потом стали убивать язычников за то, что они — не христиане. Философа Ипатию,[488] философа-женщину замучила толпа, поймав ее улице, когда она с работы шла домой. Раздели донага и отрывали куски мяса, пока она не умерла. — Гады!
Что это такое? Разумные действия? — Да, что вы думаете, что эти безграмотные римские, александрийские, антиохийские — грузчики, пьяницы, забулдыги — они что? — понимали что-нибудь в богословии! Что им, учить надо было что-то? — Да их силой не заставишь ничего выучить. Просто, — у них был повод убивать!
Потому что в силу сложившегося положения, когда императорская власть была слаба (я скажу потом — почему) и когда общество было расколото, они могли делать все что угодно, — хулиганить, как им хотелось. И они это проделывали. То есть люди действовали — явно себе во зло. Потому что на Западе империи пассионарности не было, а в Византии — пассионарность была. Там были храбрые фракийские солдаты, малоазийские, иллирийские, то есть албанские. Это все были храбрые люди, которые подчинялись дисциплине, которые одерживали победы.
А за это время, как говорят, произошла — языческая реакция. Но дело обстояло гораздо сложнее и интереснее. Один из «внуков» Константина, его племянник, сын Констанция — Юлиан,[489] как и его брат — Галл получили крупные назначения на границе. Через некоторое время Галла кто-то оклеветал, «стукнул» на него. И Констанций приказал казнить Галла. А Юлиан служил на рейнской границе и очень храбро себя показал в войне с германцами. Пожалуй, это была последняя победа над готами настоящих римлян. Галльские легионы объявили Юлиана императором.
Но тут Юлиан заявил, что, хотя он и числился христианином, он от этой религии отказывается, не будет ее исповедовать и хочет вернуться к древним богам.[490] Но это дело было безнадежное, потому что хотя все употребляли в комедиях и в рассказах миллетских, и в новеллах таких персонажей, как Юпитер, Юнона, Марс, эмпузы, лары и так далее, — но их всерьез-то никто не считал за богов. Пожалуй, только христиане признавали их реальное существование, считая их демонами. А римляне вообще не обращали внимания на это. рассматривая их просто как литературные персонажи.
И для того, чтобы выступить против христианства с чем-то равноценным, Юлиан принял культ
