Строки, обагренные кровью - [82]
Как-то «Муся» рассказала мне, что Шура Семенченко сумела скопировать план немецкой карательной операции, готовившейся против партизан, и в тот же день доставила его в тайник. Потом пошла домой и занялась домашними делами. Так и жила. Будничное переплеталось с опасной работой подпольщицы. А с какими душевными муками шла Шура в комендатуру! Работать среди врагов, улыбаться, испытывая в душе страшную ненависть к ним. А еще тяжелее казаться людям прислужницей фашистов! Но ради победы над врагом Шура сознательно шла на эти муки. «Муся» говорила, что это — подвиг. Правильно говорила!
— Было это уже перед самым освобождением, в марте тысяча девятьсот сорок четвертого. Партизаны приходили все чаще и чаще. С ними к нам летели и вести с фронтов. Хорошие вести, одна радостнее другой. Войска Красной Армии подошли к Карпатам. К границе Румынии. К Одессе… Наши вот-вот должны ударить с Перекопа и Керчи. Повеселела Шура, стала жизнерадостной.
Однажды дочери не было дома два дня — ездила в Джанкой. Прибежала к вечеру, не раздеваясь, схватила на руки сынишку, прижала его и стала серьезно говорить: «Знал бы ты, сынулька, как нам сейчас трудно! Какие страхи приходится переживать, какие опасности. Каждый шаг может стать последним. И последней может быть каждая встреча с тобой, мой родной. Запомни, сынуля: может так случиться, что я не вернусь, и будешь расти ты без меня, знай, мой мальчик: твоя мать была честным человеком, настоящей советской женщиной. Есть люди, которые все знают обо мне…» Еще и еще поцеловав трехлетнего карапуза, Шура увела меня на кухню. Там и состоялся между нами последний разговор. Его я хорошо помню до сих пор.
«Сейчас мама, мне надо быть в комендатуре, — сказала Шура, — а вечером домой придет немец. Он принесет корзинку, отдаст и уйдет. Корзинку сразу разгрузи: выложи из нее яйца и подними второе донышко. Под ним будет лежать немецкая военная карта. Ее сразу же спрячь в саду, в тайник. Второе донышко сожги. За картой придет один товарищ ночью из леса. Он назовет имя Марии Ивановны и вручит вот такую дамскую пуговицу. Беспокоиться особенно не следует. В случае серьезной опасности вас предупредят и проведут в лес».
Немец с корзинкой действительно явился. И между двух донышек карта была. Развернула ее и сразу же узнала конфигурацию Перекопа и Северного Крыма, в глаза бросились всякие разноцветные ломаные полосы, различные значки. Догадалась: это карта немецкой обороны Перекопа. И на меня напал страх. С места не могу сдвинуться. Помню, что было у меня в руках три листа — то ли три экземпляра той карты, то ли ее три части. В общем, зарыла я карту в саду, в потайном ящике (там Шура держала советские листовки и мины). Корзинку, как велела Шура, привела в порядок. И стала ждать, кто заявится: партизан за картой или гестаповцы за нашими душами?
Всю ночь не спала. Но так никого и не дождалась. Поняла: раз партизан не пришел, значит, с ним что-то случилось. Может, провал? На рассвете пошла к соседке Марии Ивановне Борисовой. Она забрала ту карту и отправила ее в лес. А Шура домой так и не вернулась. На другой день явились гестаповцы. Спросили Шуру. Я сказала, что, наверное, ее опять увезли в Джанкой. Немцы увидели Шурину фотокарточку. «Это она?». Я промолчала. Взяли фотокарточку, уехали. Стало легче: значит, Шура не арестована. Может быть, она уже в лесу, а ее тут ищут. А нас партизанский разведчик Гузий увел в лес. Там нам сообщили, что при выходе из города Шуру схватили гитлеровцы. Больше Шуры мы не увидели. Что с нею и другими подпольщиками сделали фашисты, мы узнали из рассказов очевидцев и признаний тех предателей, которых поймали и судили. Рассказывать об этом трудно…
Шура Семенченко была арестована в начале марта 1944 года.
По всему было видно, что гестаповцы воспользовались услугами провокатора. Подпольщиков подвергли ужасным пыткам. Пытали и Шуру Семенченко. В течение месяца длились допросы и пытки. Требовали: предай! Шура предпочла смерть. На стене камеры она оставила завещание сыну: «Будь патриотом Родины…»
Н. ЛУГОВОЙ.
СВЯЗНАЯ
Вот и подходит жизнь к концу. Через день-два меня и товарищей по борьбе расстреляют. Жаль уходить из жизни в 19 лет. Это так мало на фоне человеческой жизни, но это и много потому, что кое-что сделано. Ненавижу этих проклятых фашистских выродков. Будьте прокляты матери, родившие таких ублюдков. Мало мы били этих гадов. Мало я доставляла мин. Жаль маму и папу, старенькие они, будут сильно плакать, ведь я 4-я из нашей семьи, кто стал на защиту Отечества. Братики мои родные! Где вы? На каком фронте бьете фашистскую погань? Живы ли вы, мои любимые? Не забывайте свою сестренку, отомстите за мою смерть.
Да здравствует СССР!
Смерть фашизму!
Все равно мы победим.
Прощайте, люди. Отомстите.
Вера Гейко.
Домик на окраине города. Обыкновенный, ничем не примечательный. Таких немало в Симферополе. И жили в нем люди простые, обыкновенные. Николай Яковлевич Гейко работал на мельнице, Ульяна Петровна растила детей, вела нехитрое хозяйство. Один за другим сыновья и дочери разлетелись из отчего дома. Осталась лишь младшенькая Вера, которую с детских лет называли ласково — ясочка. Но и она быстро взрослела. Окончив семилетку, поступила в зубоврачебную школу, в сорок первом вступила в комсомол.
