Строки, написанные кровью - [4]

Шрифт
Интервал

Когда наступила полная тишина, в первом ряду встал невысокий мужчина и направился к сцене. Подойдя к лестнице, он обернулся будто хотел что-то сказать, кашлянул и поднялся на сцену. Неужели хочет вылезти в окно? Но ведь там часовой, эсэсовец с безразличным лицом. Он за малейшее нарушение стреляет. А если высунуть голову, то и подавно всю коробку выпустит.

Вдруг невысокий военнопленный сбросил с плеч шинель и вещевой мешок, потер ладони и сел на стул к роялю. Осторожно, двумя пальцами открыл крышку и заплакал. Почему?

На этот вопрос тут же ответили клавиши нежной мелодией Чайковского — «Танец маленьких лебедей».

— Сила! — раздалось за моей спиной.

Все громче и громче катились звуки по залу. Они тревожили черствые сердца, навевали сладкие воспоминания о детстве и юности, о родном крае, где прошла пора любви и радости.

И вдруг — «Я помню чудное мгновенье».

С задних рядов солдаты стали переходить ближе к сцене. Они садились на пол, поджав под себя ноги.

— Играй, милый, играй! — сказал кто-то из глубины зала. — Сердце затронул.

Мне кажется, что в эти минуты никто не думал о хлебе, никого не гнула усталость. Все внимание, весь слух к сцене, к этому невысокому военнопленному пианисту без имени и фамилии.

Мелодия сменяла мелодию. Так играть мог только музыкант-виртуоз. Когда он сделал небольшой перерыв, чтобы вытереть вспотевшее лицо, кто-то из зала спросил:

— Как звать-то тебя?

— А это не обязательно, — ответил пианист и снова заиграл.

Было видно, как к окну подошли два конвоира-итальянца, послушали и отошли. Потом снова появились и уже не отходили. Они приоткрыли окно. Видно, музыка Верди напомнила им о родине.

— Ты песню какую-нибудь нашу, товарищ, заведи! — попросил пожилой солдат.

— «Катюшу», что ли? — спросил музыкант.

— Давай «Катюшу»!

И после небольшого проигрыша весь зал затянул:

Выходила на берег Катюша…

Когда песня была на взлете, к окну, где стояли два конвоира-итальянца, подошел эсэсовец с безразличным лицом. Он грубо отстранил их и, не говоря ни слова, бросил в открытое окно гранату, на сцену, под рояль.

Раздался оглушительный взрыв, разлетелся в щепки рояль, и упал сраженный осколками гранаты музыкант, не доиграв песню до конца. А у меня сложились такие стихи:

Сегодня песню новую
Я слышу поутру,
Веселую, бедовую,
С такой уж не умру.
Поют солдаты весело,
Голодные поют.
А ива ветви свесила.
Невестой смотрит в пруд.
Стоят фашисты, хмурятся,
На лицах их тоска —
Идут как будто улицей
Советские войска.
Нет, это песня новая
Летит во все концы,
Веселая, бедовая,
Как русские бойцы.

Вот он, мой комиссар

Весна 1942 года. Германия. Интернациональный концлагерь Ней-Бранденбург. Концлагерь разбит на сектора. Вокруг секторов двухрядный колючий забор с невысокими вышками на углах. В междурядьи бегают собаки с тупыми мордами. Им не попадись — загрызут. В каждом секторе приземистые желтые, как гробы, блоки. Каждый блок окружен проволокой и подходить к ней запрещено. И откуда немцы взяли столько колючей проволоки? Наверно, вся Германия плела ее целый год.

Переговоры или перекличка через проволочную стену запрещены. В течение дня все должны лежать на нарах и молчать. На наш блок два конвоира и ходят они вместе, как цифра II, длинные, несуразные. Только по их команде можно встать и выйти во двор на прогулку. Командование — их страсть. Вот один в своих дверях, другой в своих приказывают встать, обуться и на поверку во двор. Тяжело достается тому, кто слезет с нар последним. Сразу получает прикладом в спину и становится во дворе в сторону. Он потом будет один маршировать вокруг блока. После поверки по лужам топает колонна голодных замерзших военнопленных. И если кто-нибудь из-за лужи собьется — пиши пропал. А в ушах звенит осточертевшее:

— Линкс! Линкс! Линкс!

Конвоиры во время марша незаметно отходят от колонны, встают каждый у своей двери и, обнажив штыки, дают команду:

— По нарам!

И попробуй, пробеги мимо, чтобы конвоир тебя не ударил по спине — засечет. Из-за этого многие лишились жизни. После вечерней поверки двери до утра закрывались на железную перекладину. Лишь ночью все спокойно отдыхали.

В неделе был один бесконвойный день — воскресенье. Пообедав брюквенным супом, все выходили и усаживались на солнышке у стены блока.

Мое излюбленное место — возле скрещивания тропинок от блоков в одну дорогу, ведущую на кухню. Тут стоял низко срезанный пень клена. На нем можно посидеть и погреться. И, кроме того, на притоптанном деревянными колодками пятаке я мог писать стихи, выводя острым концом палочки ровные строки. Стихи эти обычно затаптывались, но находились любители поэзии, которые заучивали их. Однажды ко мне подошел обросший мягкой черной щетиной немолодой человек с впалыми голубыми глазами и прочитал только что написанные четыре строки.

— Складно и дельно пишешь, — сказал он.

Я сразу не обратил на его слова внимания.

Сидел в задумчивости — писал «Письмо матери».

— Надо бы на бумажку, — сказал он снова. — Сохранять такие вещи стоит.

— На бумажку! — удивился я. — Где ее взять?

— Нужно найти. — Немного помолчав, добавил. — И найдем, только пиши правдивее и больше. Пусть потом поколение читает о наших муках и нашей борьбе. А карандаш вот, бери!


Еще от автора Григорий Иванович Люшнин
Тимоха

Сборник рассказов Григория Люшнина про маленького Игорька.


Рекомендуем почитать
Кровавое безумие Восточного фронта

Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…


Охота на Роммеля

Ричмонд Чэпмен — обычный солдат Второй мировой, и в то же время судьба его уникальна. Литератор и романтик, он добровольцем идет в армию и оказывается в Северной Африке в числе английских коммандос, задачей которых являются тайные операции в тылу врага. Рейды через пески и выжженные зноем горы без связи, иногда без воды, почти без боеприпасов и продовольствия… там выжить — уже подвиг. Однако Чэп и его боевые товарищи не только выживают, но и уничтожают склады и аэродромы немцев, нанося им ощутимые потери.


С днем рождения, минер!

Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.


Белый флаг над Кефаллинией

8 сентября 1943 года, правительство Бадольо, сменившее свергнутое фашистское правительство, подписало акт безоговорочной капитуляции Италии перед союзными силами. Командование немецкого гарнизона острова отдало тогда дивизии «Аккуи», размещенной на Кефаллинии, приказ сложить оружие и сдаться в плен. Однако солдаты и офицеры дивизии «Аккуи», несмотря на мучительные сомнения и медлительность своего командования, оказали немцам вооруженное сопротивление, зная при этом наперед, что противник, имея превосходство в авиации, в конце концов сломит их сопротивление.


Особенности национальной гарнизонной службы

Служба в армии — священный долг и почетная обязанность или утомительная повинность и бесцельно прожитые годы? Свой собственный — однозначно заинтересованный, порой философски глубокий, а иногда исполненный тонкой иронии и искрометного юмора — ответ на этот вопрос предлагает автор сборника «Особенности национальной гарнизонной службы», знающий армейскую жизнь не понаслышке, а, что называется, изнутри. Создавая внешне разрозненные во времени и пространстве рассказы о собственной службе в качестве рядового, сержанта и офицера, В.


Времена меняются

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.