Строки, имена, судьбы... - [49]
По отзыву современника, "как человек Николай Петрович Макаров был в высшей степени добрый, горячий, увлекающийся и доверчивый до такой степени, что всякий его обманывал, он был наивен, как ребенок, и растрачивал свои средства на всевозможных эксплуататоров и проходимцев".
Увлечение гитарой, организация международного конкурса, заграничные поездки — все это ощутимо расстроило и без того небольшое состояние Макарова. Дела надо было спешно исправлять. Каким образом?
Надо сказать, что Макаров в совершенстве владел несколькими иностранными языками, в частности французским. Он говорил "на том французском языке, — вспоминает Энгельгардт, — которым в России говорило и думало поколение двадцатых и тридцатых годов XIX столетия, а во Франции говорили в XVII веке". Кроме этого, он всегда проявлял интерес к лексикографии и даже задолго до изобретения Шлейером "волапюка", а Заменгофом "эсперанто" — двух искусственных международных языков — с полным пониманием и знанием дела создал свой собственный язык, со словарем, азбукой и грамматикой.
На каторгу — подвозы больных и слабых. ("Живописная Россия", том XII. Издание товарищества М. О. Вольф. Петербург. Москва. 1895)
И вот Макаров со свойственной ему одержимостью затевает титанический труд. Он решительно прощается с Петербургом, с ложей в итальянской опере и снова скрывается от столичных соблазнов в сельской глуши Тульской губернии. Здесь он работает по пятнадцать часов в сутки, полчаса ежедневно уделяет, по старой памяти, любимой гитаре, посылает корреспонденции в политическую и литературную газету "Голос", статьи, касающиеся общественных учреждений, — в "Русский инвалид" и "Северную пчелу".
Проходит несколько лет, и в 1866 году Макаров заканчивает свой первый лексикографический труд — полный русско-французский словарь. Средств на его издание у него нет.
Словарь издает в кредит типография Неклюдова. В судьбе второго, французско-русского словаря горячее участие принимает министр народного просвещения Д. А. Толстой.
Результаты превзошли все ожидания. Оба словаря получают высокую оценку Императорской Академии наук. Издание следует за изданием.
Окрыленный успехом, Макаров выпускает "Международные словари" для средних учебных заведений по программе министерства и немецко-русские в соавторстве со своей дочерью А. Энгельгардт и В. Шреером.
Все составленные им словари в конце прошлого века и в начале нынешнего по праву считались единственными и лучшими. Они принесли Макарову славу крупнейшего русского лексикографа. Литературные же занятия не сыскали ему ни известности, ни имени, ни успеха. Хотя и сил на них было положено достаточно, и талантом он не был обделен, и написано им было не так уж и мало. Видимо, читателей отпугивал субъективизм беллетристических произведений Макарова, их назидательная, нравоучительная тенденциозность.
Впервые Макаров выступил в печати с повестью "Задушевная исповедь", в которой открыто ополчился против системы откупов, в частности против матерого откупщика, защитника винной монополии Д. А. Кокорева. Повесть была издана книгопродавцем и типографом Маврикием Вольфом.
В течение 1861 и 1862 годов Макаров, под псевдонимом Гермогена Трехзвездочкина, издает обличительные сатирические романы: "Победа над самодурами и страдальческий крест", "Две сестрички, или новое фарисейство", "Банк тщеславия" и "Бывальщина"; печатает в "Военном сборнике" прелюбопытный материал "Воспоминания военнопленного офицера".
В 80-е годы выходят еще три его беллетристических опуса: "Мои семидесятилетние воспоминания", "Три бичующие сатиры" и "Калейдоскоп". В эти же годы неугомонный Макаров организовывает и возглавляет литературное общество "Пушкинское собрание", просуществовавшее очень непродолжительное время.
Из всего написанного Макаровым на книжных полках его современников задержались лишь две книги — "Латинские, испанские и английские пословицы и поговорки" и составленная по французским источникам "Энциклопедия ума, или словарь избранных мыслей авторов всех народов и всех веков". Эта книга была подарена Макаровым Николаю Семеновичу Лескову — "В знак уважения и памяти от издателя 28 ноября 1878 года". Она хранилась в библиотеке писателя со штампом "редкость" и с его собственноручной пометой "экземпляр без вымарок цензора".
К списку литературных произведений Макарова, приняв на веру свидетельство Н. Энгельгардта и несмотря на некоторые настораживающие моменты в его воспоминаниях, мы можем добавить и стихотворение "Однозвучно гремит колокольчик".
Что же конкретно вызывает сомнения в мемуарах Н. Энгельгардта? Во-первых, рассказывая о дружбе своего деда с Даргомыжским, вскользь упоминая о музыкальных вечерах, проходивших на петербургской квартире Макарова, Энгельгардт ни единым словом не вспоминает о Гурилеве, о том, что дедовское стихотворение было положено им на музыку. Думается, что при досадно незначительных литературных успехах Макарова этот факт мог бы иметь немаловажное значение для писателя.
Энгельгардт ничего не говорит и о том, чью мелодию романса исполнял на гитаре Макаров — Гурилева? Сидоровича?
