Строители - [76]
Я вскочил, быстро оделся. Вошел Андрей Васильевич.
— Андрей Васильевич, пойдем скорее в магазин!
— Уже был, — строго сказал он.
— Купили, Андрей Васильевич?
— Купил.
— Где… где, Андрей Васильевич?
Он показал рукой: на стуле висел костюм, на другом — пальто.
— Где же телевизор?
— Это твой костюм, твое пальто. Смотри, твой совсем оборвался…
Я смотрел на него ошалело.
И вдруг я понял все. Не будет Мария Васильевна гордиться своим квартирантом, не будет удивленных гостей, а Андрей Васильевич все так же будет сидеть у своего старенького телевизора.
— Зачем вы это сделали? — плача, кричал я. — Зачем?.. Зачем?..
Я все сильнее рыдал. В этом взрыве, наверное, сказалось и одинокое трудное детство, и жалобные вздохи хозяйки, которая приютила меня, а сейчас не знает, как от меня избавиться.
— Ну что ты, Виктор! — смущенно говорил хозяин. — Неужели ты взаправду мог подумать, что я возьму у тебя деньги на телевизор?
Вошла Мария Васильевна.
— Ты в другой раз, Андрей, так с ребенком не шути, — вдруг впервые за все время строго сказала она мужу.
Она подошла ко мне, жалостливо, тепло обняла:
— Ничего, Витенька, вот вырастешь, — купишь нам телевизор. Вот увидишь, купишь…
Она увела меня на кухню, что-то успокаивающе говорила. И от ее первой искренней ласки, от уюта маленькой чистой кухни, в которой, побулькивая, варился в кастрюле суп, от всей этой домовитости мне становилось легче, но слезы из моих глаз непроизвольно падали на ее руки.
— Ничего, ничего, Витенька, будет все хорошо, вот увидишь. Ничего, что ты одинешенький… Ты еще всем покажешь… Ты знаешь, какой ты?! Мне бы сына такого… сына. — И вдруг она сама заплакала, судорожно гладя мою голову большой темной рукой.
Много ночей потом мне еще снился телевизор. Не мог я никак успокоиться.
Миша, когда узнал эту историю, пришел к хозяину.
— Тебе чего? — спросил тот.
— Молодец вы, Андрей Васильевич, — похвалил Миша. — Я думал, жмот вы, а вы, оказывается… Вот! — Он поставил на стул бутылку и начал разворачивать пакет с закусками.
— Ты колбасу убери, не в пивную пришел, а в дом! — приказал хозяин. — Мария! — крикнул — он. — Накрой на стол. А выпить с тобой, как тебя… Мишка, кажется? — выпью. Виктор тебя хвалит.
Прораб Иван Петрович дулся на меня. По наивности я думал: сердится он потому, что я так ловко ответил ему о двухстах миллионах.
Только много позднее понял я наконец, что имел в виду Иван Петрович, когда спрашивал: «А что будет, если все люди начнут крутить восьмерки?»
Дня через два после истории с телевизором я шел по улице. Ко мне подбежала Вика.
— Пойдем же! — схватила меня за руку. — Тебя зовет мама.
Я отказался, но нам навстречу уже шла молодая женщина с портфелем.
— Здравствуй, Витя!
— Здравствуйте.
— Почему ты у нас не был на именинах Вики? — Она пристально посмотрела на меня, потом добавила, опустив глаза: — Ты для нас был бы желанным гостем в любом костюме… Вика была очень нетактична, и ты извини нас.
— У меня есть новый костюм, — с вызовом ответил я. — Я просто был занят.
Я не смотрел на Викину маму, хватит мне этих сочувственных разговоров. Лучше уж, как Марья Васильевна, — прямо. И вообще, я решил вот сейчас твердо: уйду из школы, буду работать.
…Позже, обязательно в новом костюме, который купил мне Андрей Васильевич, я часто заходил к Вике, но ни разу за все время не посмотрел Викиной маме в глаза. Она, очевидно, понимала мои чувства, ни о чем не расспрашивала, редко приглашала к столу. Но потом я узнал, что она познакомилась с Мишей, Андреем Васильевичем и Марией Васильевной, с прорабом. Что-то они вместе решали.
— Эх ты, парень, парень, заболел! — укоряет меня Иван Петрович. — Лупить тебя некому.
— Да, да, Иван Петрович! Некому…
И вот уже рядом с прорабом склонились над кроватью все, кто мне помогал… Их много. Что перед ними Костромин, Самородок.
— Держись, Виктор! — говорят они. — Ты же знаешь…
— Да-да, я знаю. Я буду держаться…
Глава седьмая
Замкнулся ли круг?
Только на пятый день я заставил себя подняться и поехать на работу.
Но уже в вагоне метро я почувствовал себя лучше. Может быть, это сотни людей, торопящихся на работу, жадно глотающих новости из газет или наспех перечитывающих конспекты лекций в утренней давке, — может быть, это они отдали мне частицу своей энергии. Уже в начале перехода — а было только семь часов, спешить мне было некуда — я вместе со всеми перешел на рысь, а у финиша мчался вовсю.
— Виктор Константинович, а-ха-ха! — радостно рассмеялась секретарша. Она встала и протянула мне руку. — Вы знаете… Вы знаете… — Она, видно, хотела сказать что-то значительное, наморщила лоб, но не нашлась и упавшим голосом повторила свою стандартную фразу: — Вас спрашивал Леонид Леонидович.
— Здравствуйте, Неонелина.
Она вышла из-за стола и предстала передо мной в бархатных брючках с широчайшими клешами.
— Ключ, пожалуйста, — попросил я, несколько подавленный необычным нарядом. Особенно меня смущал цвет ее брюк — голубой.
— Ваш кабинет сейчас тут. — Она открыла дверь кабинета Костромина и, исправно подметая комнату клешами, вернулась к столу.
Я вошел. Старый шкаф с многочисленными башенками, стол, черные кресла-ловушки были вынесены, только картина с треугольной дыркой осталась висеть…
Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.
В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».