Строители - [71]

— Вот видишь, — сказала Мария Александровна мужу, который, запыхавшись, пришел в сопровождении Маринки, — теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему я поставила условие об одном животном?

— Да, Машенька! — опасливо отозвался глава семейства.

Сейчас у Марии Александровны оказалось большое поле деятельности. Она послала Вову вместе с Лёшкой в магазин за курицей. На мое робкое замечание, что деньги лежат на столе, она ледяным тоном заявила, что впоследствии подаст мне счет; мужу она приказала немедленно достать яблочный сок; Тёшку предупредила, что, если он не успокоится, она выкинет его в окно (высокомерный Тёшка в ее присутствии превратился в маленького котенка); Маринка по ее поручению помчалась за кастрюлей. Я еще раз (в последний) попробовал вмешаться и сказал, что на плите стоит кастрюля, но Мария Александровна даже бровью не повела.

Когда все были разосланы с поручениями, она немного успокоилась, но минут через пять снова начала томиться. Подошла к письменному столу и, несмотря на мои робкие просьбы, сложила все бумаги, специально рассортированные для работы, в одну стопку. Потом испытующим взором окинула комнату. Я с ужасом подумал, что вот сейчас она начнет по-своему переставлять мебель, но тут зазвонил телефон.

Каждый из моих сослуживцев, товарищей и знакомых получил от нее по заслугам. Секретарю треста, которая сказала, что сейчас будет говорить Леонид Леонидович, она ответила:

— Пожалуйста, хоть Председатель Верховного Совета, но у больного высокая температура, и я не могу разрешить ему подняться.

Очевидно, Неонелина спросила, кто отвечает, потому что Мария Александровна холодно сказала, что это не имеет значения, но если в тресте очень хотят знать, то у телефона Пшеничникова, и тут же повесила трубку.

Снова телефонный звонок (это Аркадий хотел заехать за мной на машине, он взял билеты в консерваторию). Ну и получил он! Я с удовольствием установил, что Аркадий, бравший верх в наших спорах, тут безоговорочно капитулировал.

…Вика всегда звонила по вторникам.

— Кто такая Вика? — закрыв трубку рукой, строго спросила меня Мария Александровна.

— Это не важно. Пожалуйста, скажите, что все по-прежнему.

Мария Александровна сказала:

— Виктор Константинович болен. Он просил вам передать, что все по-прежнему… Она хочет приехать.

— Нет.

— Он говорит «нет»… Она очень просит.

— Нет.

— Какой вы, однако, злой!.. Нельзя, Вика!

Первыми примчались Вова и Лёшка. Они принесли большую курицу, обернутую в очень красивую прозрачную бумагу, и тут же умчались с другим поручением.

Примерно через час все было готово, под неусыпным контролем Марии Александровны я поужинал.

Она подумала, вздохнула:

— Как же с вами быть? А? Придется тебе, Григорий Матвеевич, — она всегда называла мужа по имени и отчеству, — ночевать здесь.

Когда я, набравшись смелости, сказал, что это лишнее, они и так много для меня сделали, — очень возмутилась и заявила, что я достаточно натерпелся от ихнего Тёшки, что другой на моем месте его давно бы вышвырнул из квартиры и что она вообще удивляется, как я при таком характере могу руководить трестом.

Наконец, надавав мужу инструкций, в которых были учтены все возможные осложнения моей болезни, она начала собираться.

Перед уходом она схватила Тёшку, который все время обиженно сидел на шкафу, и поцеловала его:

— Ух ты, образина, скучаю я по тебе!

Бросила его на пол. Осмотрела меня и мужа раскосыми зелеными глазами, закинула руки за голову, потянулась всем телом и сожалеюще-насмешливо сказала:

— Эх, хлипкие вы стали, мужчины!.. Ну, всего.

В квартире наступила удивительная тишина. Первым пришел в себя Тёшка, — подняв хвост, он по-хозяйски прошелся по комнате.

— Хорошая женщина, — тихо сказал Григорий Матвеевич, — очень хорошая… только немного шумливая и… так сказать, энергичная. — Он уселся в кресло, в котором только недавно сидел гасконец д’Артаньян, и раскрыл книгу. Он выглядел уставшим, под глазами были синие тени.

— Очень, знаете, требовательная…

Ночью из моего детства, уже подернутого дымкой, приходит прораб Иван Петрович.

— Ты что, парень, заболел? — огорченно спрашивает он.

— Да-да… заболел, Иван Петрович!

— Держись, Виктор, строитель не должен болеть. — Он кладет руку мне на лоб.

— Сейчас, сейчас, Иван Петрович, я встану.

Но что-то крепко держит меня.

…Детство… школа… раскрашенная карта мира. Кем быть? Конечно, путешественником, открывателем новых земель. На маленьких черных корабликах плыть по пунктирным линиям из порта в порт.

Но вскоре становится ясным, что все земли, мысы, острова уже открыты. Я опоздал по крайней мере на сто лет. Даже полюса открыты и, как оказалось, ничего особенного не представляют, так себе — воображаемая точка… Вот разве в глубь земли заглянуть. Это что значит? Геологом быть?

А может быть, книгу написать, такую, как «Мартин Иден»?

Идут годы, бегут годы, и все чаще я начинаю посматривать на строящиеся здания. Как это такую махину ставят на фундаменты? Почему на одно здание можно часами смотреть, а другое — скучное-скучное?

— Иди, иди отсюда, мальчик! — покрикивают на меня прорабы. — Упадешь куда-нибудь. Отвечай за тебя…

Но я упорно прихожу после школы на эту стройку… Почему один кран красный, а другой желтый? Почему один кран движется по рельсам, а у другого гусеницы? Почему…