Строители - [48]
— Чепуха, — возразил Агафон Иванович, — это, наверное, фэзеушник. Поймать и уши оторвать!
— Капкан, — мрачно произнес участковый механик, придерживая рукой вздувшуюся щеку (когда болят зубы, человек жаждет смерти своих ближних).
Спор разгорелся. Анатолий требовал, чтобы привели служебную собаку.
— Что вы, Анатолий Александрович, что вы! — испуганно перебила прораба архитектор. Она встала, провела рукой по гладко причесанным волосам. — Еще искусает его. Знаете что, давайте напишем вору, объясним, что скоро комиссия, попросим… Ну что вы смеетесь?
Громче всех смеялся Агафон Иванович.
— Попросим… Он на поллитру, подлец, собирает, а, вы ему… «попросим».
Спор начал выходить за служебные рамки, и, чтобы прервать его, я попросил Анатолия сопровождать меня.
Мы осмотрели все помещения и добрались до последнего, пятого этажа. Работы шли к концу. Но ведь нужно еще убрать корпус.
— Хорошо, Анатолий Александрович, — проникновенно начал я, — но сейчас…
Он не дал мне договорить.
— Знаю, знаю о чем может говорить сейчас главный инженер… Хотите, я скажу за вас? Хотите?
Невольно улыбнувшись, я кивнул.
Он взъерошил рукой волосы, очевидно копируя меня, и сладким голосом сказал:
— Как хорошо, Анатолий Александрович, — почти все закончено. Но вы знаете, на госкомиссии нужно показать товар лицом. Давайте посоветуемся! — И снова уже своим обычным раздраженным голосом добавил: — Вы это слово «посоветуемся» обязательно добавите… Это у вас стиль такой. Вы уже все давно решили, но хотите меня этим «посоветуемся» ублажить.
Мы вышли на лестничную площадку. Анатолий ударил рукой по перилам:
— Ну, а если я не хочу советоваться? Если я просто хочу убрать?
— Конечно, Анатолий Александрович, конечно — убрать. Только как, какими силами? Ведь чтобы…
— Корольков! — перегнувшись через перила, вдруг закричал Анатолий. — Сергей!
— Корольков… Сергей… Корольков! — подхватили на всех этажах. — Корольков, бегом к прорабу…
Анатолий усмехнулся:
— Сколько рабочих, по-вашему, нужно поставить на уборку? — резко спросил он.
— Я… думаю, по примеру прошлых больниц. На каждый этаж десять человек. Всего пятьдесят, наверное, дня на два.
— Сергей! — снова позвал прораб Анатолий.
— Корольков! — гремели этажи.
— Чего вы раскричались, Анатолий Александрович? Я тут.
Мы обернулись. В своем обычном синем комбинезоне, перетянутом солдатским ремнем, улыбаясь, стоял Корольков.
— Здравствуйте, Виктор Константинович! — Он протянул мне руку.
Вот Корольков и преподал мне сегодня первый урок.
Он брался убрать корпус. Ему нужно только десять рабочих. Усмехаясь, мой бригадир напомнил мне, что сейчас век химии.
— Как у нас чистят фаянс, плитку? — сказал он. — Нагонят людей, вот вам скребки, лопаты… Шуруйте. А ведь если с головой дело делать — есть растворители. Короче, берусь своими десятью.
— Ну, что? — спросил Анатолий.
Я молчал.
Я знаю, что есть тысячи более эффективных и красивых предложений, знаю, что многие, прочтя эти строки, усмехнутся: «Тоже нашел о чем писать, об уборке», но только в этот момент мне показалось, что предложение Королькова — моя личная большая удача. Теплое чувство признательности поднималось во мне.
— Спасибо, — я протянул ему руку, — я этого не забуду, Сергей Алексеевич.
— Ну, чего там! Чего благодарить! Подбросите на литровку, и будем в расчете. — Но он кривил душой. Он ждал этой благодарности, и она была ему приятна.
Мы спустились в вестибюль. На стенке уже висел плакатик, написанный чертежным шрифтом на ватмане:
«Т. Вор! Через несколько дней госкомиссия. Просьба не брать крышки от сигнализации, иначе не сдадим корпус.
Архитектор».
— Смешно все это, — строго сказал я Анатолию. — Проверьте охрану, через два дня госкомиссия.
— Хорошо.
Председатель госкомиссии Федотов, расплывшийся пожилой человек, кряхтя, усаживался в мягкое кресло. Я знал, что это кресло притащил с другого конца Москвы практикант Владик.
— Мой первый корпус должен быть сдан на «отлично», — заявил Владик вчера.
— А при чем здесь кресло? — поинтересовался я.
— Виктор Константинович, сейчас психологию учитывают даже в футболе. — Владик сказал это покровительственно, но вместе с тем очень мягко. Практика кончалась, Владику предстояло получить отзыв, — и он распространял свои психологические опыты на меня тоже.
Федотов слегка приподнялся и снова опустился в кресло. Оно жалобно застонало. Федотов вздохнул, удобно положил большие руки на подлокотники, улыбнулся:
— Вот, шельмы, знают, что я люблю… Ну-с, корпусик посмотрели; документики, папочку?
— Документики, папочку, — с готовностью повторил практикант Владик. Он схватил папку и, грациозно изогнувшись, передал ее председателю.
— Большой шельмец растет, — приняв документы, вздохнул председатель.
Он перелистал папку, в которой по меньшей мере тридцать организаций клятвенно заверяли, что корпус построен на века, что он оборудован всеми мыслимыми инженерными устройствами и, наконец, что больной, попав в корпус…
— Ну, а анализ воды? — спросил председатель.
Ему никто не ответил.
— Анализ воды… анализ воды, — засуетился Владик, хватая какие-то бумажки. — Ах, да, нам только что звонили из лаборатории, что анализ воды отличный.
Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».