Строители - [40]

Шрифт
Интервал

Он поднялся, подошел к каждому, кроме Лобова, и попрощался.

Я проводил Гната. В вестибюле мы еще раз попрощались. Гнат задержал мою руку и строго сказал:

— Я поручился, инженер, что ты придешь назад, на стройку. Смотри не подводи меня.

Как долго потом тянулся день! Наконец раздался звонок. Я быстро сложил свои папки, закрыл стол, но почему-то остался сидеть.

Мне казалось, что я забыл что-то сделать. Комната опустела, остался только Алексей Романович.

— Интересный парень, — вдруг сказал он. — Если у вас там много таких, то, наверное, жалко было оставить коллектив.

Я промолчал.

…Впервые этой ночью мне не снилась моя стройка.


Когда утром следующего дня я зашел в отдел, меня ждал Семен. Увидав меня, он облегченно вздохнул.

— Наконец-то, пойдемте. Чирков просил вас присутствовать.

…За длинным столом, покрытым старым зеленым сукном, сидят сотрудники отдела и много незнакомых мне людей.

У торца стола стоит Чирков.

— Рассматривается проект завода, представленный институтом, — коротко говорит он. Потом садится и что-то пишет, двигая мускулистой рукой так резко, будто гребет веслом.

— Пожалуйста, — озабоченно добавляет он.

Представитель института, высокий, с круглым, гладким лицом, прежде всего выражает свое большое удовлетворение тем, что экспертиза поручена отделу уважаемого товарища Чиркова. Он говорит не долго, минут двадцать, но так убедительно, что все полностью им покорены. Он улыбается — улыбаемся мы. Мы во всем с ним согласны, и нам представляется, что во всем Советском Союзе нет более авторитетного, квалифицированного и приятного инженера. Ну конечно, нужно немедленно утвердить проект.

Он садится. От его обворожительной улыбки кажется, что даже стрелка на большом барометре, который висит в зале, показывает самую ясную погоду.

— Алексей Романович! — приподнимая голову, коротко произносит Чирков.

Какой он маленький и невзрачный, наш рецензент. Что он может возразить представителю института? Узкой смуглой рукой он берет чертеж. Он тоже начинает с комплиментов институту. Потом вдруг резко говорит докладчику:

— Проект, Михаил Семенович, вам придется основательно переделать: вы очень высоко посадили здания. Посмотрите вот этот чертеж. Здесь Петр Семенович доказал, что, если изменить посадку, можно значительно уменьшить объем здания. — Он делает паузу, потом строго добавляет: — Экономия тогда составит двести десять тысяч рублей.

Алексей Романович подробно разбирает проект.

Чирков заключает:

— Предлагается зафиксировать: проект переработать, смету сократить на указанную экспертизой сумму. — Он несколько минут выжидает. Все молчат. — Все, товарищи, благодарю вас.

…В раздумье я иду по коридору. Только что на анализе проекта сотрудники отдела сохранили государству больше, чем мой бывший коллектив экономил за целый год.

На улице меня догоняет Семен. Мы останавливаемся. Толпа, недовольно урча, обтекает нас. Не то что мы ей мешаем — просто два человека, спокойно беседующие на перекрестке, нарушают ее стиль.

— Это что, — говорит Семен, — вот когда мы делали экспертизу проекта Новосибирского завода… — Тут он неосторожно делает шаг в сторону. Толпа подхватывает его, бросает, как щепку, и начинает засасывать в подземный переход. Семен поднимает руку, что-то кричит… Секунда, и его уже нет. А поток людей течет и течет.


Пожалуйста, читатель, не пожимайте в недоумении плечами, если я скажу, что вот сейчас мой старый знакомый автобус везет меня к Моргунову.

Вчера я устроил сам с собой экстренное совещание. Была единогласно принята резолюция: немедля возвращаться.

«Как же так? — спросит мой критик. — Вы ведь ушли по принципиальным соображениям?»

«Да…»

«Но это непоследовательно!»

«Я скучаю по стройке. Кроме того, вспомните, как оценил мой уход председатель комитета. Я решил вернуться».

…Моргунов встретил меня неприветливо. Голова и лицо у него были забинтованы так, что торчал только крупный нос и блестели черные глаза.

— Тебе чего? — вместо приветствия хмуро спросил он.

— Что с вами, Николай Митрофанович?

— Приболел я тут — старые военные дела. Ты удрал, а мне за двух пришлось тянуть… Дали мне главного инженера. Да я его прогнал, тихоня такой, испугался, со всем соглашается… противно даже. — Моргунов усмехнулся. — Я, может быть, ждал, что ты одумаешься. Разве не скучал?

— Скучал, Николай Митрофанович. Очень скучал, — тихо сказал я.

Он недоверчиво блеснул глазами из-под бинтов. Что-то хотел сказать, по промолчал.

Да, конечно, начинать этот трудный разговор нужно мне.

— Николай Митрофанович, я хочу вернуться… Я принимаю ваши условия, как говорят военные — безоговорочно капитулирую. — Ух, как все это неприятно говорить, и шутка довольно плоская. — Я не буду заниматься фантазиями…

Он тяжело встал, по привычке провел рукой по голове, но недовольно отдернул руку, когда она коснулась бинтов, подошел к окну и стал смотреть.

— Так ты, значит, решил вернуться? — сказал он глухо. — Безоговорочная капитуляция, говоришь…

— Да.

— Ты, парень, всегда хочешь быть чистеньким…

Зазвонил телефон. Моргунов подошел к столу, уселся и снял трубку. Послушал и сразу начал кого-то отчитывать.

Мне казалось, что ругает он меня.


Еще от автора Лев Израилевич Лондон
Снег в июле

Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».