Строговы - [13]

После чая Кузьмин с сыном легли отдохнуть. Кучер тоже залез на печку. Ехали ночью – не спали. Захар предложил Соколовскому:

– Ложись, Федор Ильич, на мою кровать.

– Нет, я не хочу. Мне ночь не поспать ничего не стоит. Дело студенческое, не раз приходилось.

«Э, да он студент», – подумал Матвей и еще раз осмотрел Соколовского.

О студентах он много слышал. Учитель в Волчьих Норах – тот самый, который советовал ему подать прошение царю, был высокого мнения о студентах. Матвей помнил, как однажды учитель сказал, что в будущем всей империей будут управлять студенты. В народе говорили, что студенты покушались на жизнь царя Александра Второго, что убит он был тоже не без их участия.

Соколовскому захотелось осмотреть пасеку. Матвей охотно согласился проводить его. Они вышли и поднялись по косогору туда, где летом стоят ульи. Земля лежала еще под снегом, деревья стояли голые. Высокое небо было ясным и холодным. К западу от пасеки тянулись холмы, пестревшие весенними проталинами.

Простота и живой характер студента нравились Матвею, и он охотно отвечал на его вопросы.

– Вы тут и родились?

– Да, вон в той бане.

– А плутать в тайге приходилось?

– Бывало. В тайге не без этого.

– Медведей когда-нибудь убивали?

– Еще бы не убивать! Летом они к нам на пасеку ходят. Мед любят, страсть!

Они стояли на опушке густого пихтача, высоко над пасекой. Пахло холодом и смолой. Засунув руки в карманы, Соколовский задумчиво смотрел на синеющие вдали холмы.

На обратном пути он опять стал расспрашивать Матвея:

– Вы грамотный?

– В Волчьих Норах три зимы учился.

– Не забыли?

– Нет, что вы! Я и теперь зимой редкий вечер не читаю.

Соколовский с удивлением взглянул на Матвея.

– А где книги берете?

– Кое-что через брата в городе достаю. А больше у попа в Волчьих Норах.

Соколовский поинтересовался, что именно прочитано Матвеем. Тот назвал исторический роман Загоскина и несколько романов о рыцарях и морских пиратах.

– Я помогу вам, Строгов, доставать хорошие книги: больше не берите этой дряни ни у попа, ни у брата.

– Спасибо. Мне бы что-нибудь о том, как земля и небо устроены. Очень люблю читать об этом.

– Об ученье не мечтали?

– Замышлял, да крылья коротки, – ответил Матвей, но историю с прошением к царю рассказывать не стал: неизвестно, как бы отнесся к этому Соколовский.

Постояв на лесной опушке, они направились к подвалам, в которых зимовали ульи с пчелами. Из-под земли торчали высокие, похожие на трубы тесовые отдушины.

Соколовский рассматривал устройство подвалов, интересовался историей пасеки, разведением пчел.

Когда Матвей рассказал, как перешла пасека к Строговым и о ежегодной дани Кузьмину, Соколовский удивленно пожал плечами.

– Выходит, бессрочная кабала?

– Самая настоящая. Обманул Никита Федотыч отца, – вырвалось у Матвея. Но, не зная, каковы отношения у Соколовского с Кузьминым, он поспешил заговорить о другом: – А вы все еще наукам обучаетесь?

– Да. Юриспруденцию зубрю.

– Мудреная?

– Не очень.

Матвею хотелось знать, что это за наука юриспруденция и почему она не очень мудреная, но он промолчал, надеясь спросить об этом у Соколовского в другой раз.

Дома они принялись набивать патроны и чистить ружья.

Анна несколько раз проходила мимо них. Не нравилось ей, что этот чернявый студент сдружился с Матвеем. Она не могла подавить в себе чувство досады на мужа и позвала его в куть.

– Хватит тебе зубы точить. Иди во двор, дай скоту сена, – с раздражением проговорила она.

Когда Матвей вернулся со двора, гости уже поднялись. Кузьмин, расчесывая бороду перед зеркалом, спросил Соколовского:

– Ну, как погуляли, Федор Ильич?

Соколовский, не отвечая на его вопрос прямо, обратился к младшему Кузьмину по-французски:

– Tres bien. Malheureusement, les jours hiver sont trop courts. Переведите это отцу, Алеша.

Бледный подросток неуверенно перевел:

– Очень хорошо. Жаль, что дни зимой слишком коротки.

– Это по-каковски, Федор Ильич? – спросил Матвей.

– Французы так говорят, – ответил Соколовский.

– Французы! – пренебрежительно махнул рукой Захар. – Помню, дед рассказывал, как в двенадцатом году воевал с ними. Мерзли они у нас в России, как воробьи на морозе. Нет, дюжей наших русских никого на свете не сыщешь.

– А ты бы помолчал, старик, не твоего ума это дело, – вмешалась Агафья. «Кто его знает, может, он из энтих самых хранцузов!» – думала она, считая, что своими словами Захар может обидеть Федора Ильича.

Но Захар не обратил внимания на слова жены и продолжал расспрашивать:

– А петь по-ихнему умеешь, Федор Ильич?

– Кое-что умею.

– Споешь?

Студент усмехнулся.

– Можно.

Захар обрадовался.

– Эй, старуха, Фишка, идите слушать!

Соколовский, продолжая улыбаться, негромко, но приподнято запел «Марсельезу»:

Allons? enfants de la patrie…

Пропев два куплета, он остановился и спросил:

– Ну, как?

Захар покачал головой.

– Нет, наши лучше поют.

– У всякого народа свои песни, отец, – возразил Матвей. – А по-моему, неплохая песня. Жаль, слов не понимаю.

– Нет, нет, Матюшка, русский народ сроду песнями славился, – горячо сказал Захар. – Куда им до нас!

4

Ночью Кузьмин, Соколовский, дед Фишка и Матвей отправились на охоту.

За пасекой охотники разделились. Соколовский пошел с Матвеем, Кузьмин – с дедом Фишкой. Матвей хорошо знал тайгу во всей окрестности и привел Соколовского прямо к тетеревиному току. Они наломали сучьев и замаскировались в десяти шагах друг от друга.