Строго между нами - [23]

Спустя пару минут Джек, малыш Донны, громко заплакал, и им пришлось попрощаться.

Вспоминая тот разговор, Холли немного грустно улыбалась от осознания того, что могла бы вести совершенно другую жизнь, в которой было бы много вечеринок и нарядов на каждый случай. Но… «Донна совсем не представляет себе, что такое жизнь в Дублине, — думала Холли. — Наверное, она полагает, что всякий, кто смог вырваться за пределы Кинварры, оказывается в совершенно диком мире развлечений в стиле этакого Голливуда, где великолепные мужчины названивают по телефону, требуя объяснений, почему вы не едете вместе с ними в Рио».

Холли уже не раз говорила подруге, что быть консультантом в детском отделе универмага «Ли» — это не самое гламурное занятие, но все безуспешно. Она рассказывала, что проводит большую часть рабочего дня в подсобке, терпеливо складывая детские футболки. Единственный раз мужчина бросился к ней навстречу, когда она упала, выходя из автобуса. Этот мужчина оказался прыщавым подростком. Смутившись, он столь же быстро исчез. Синяк же прошел только через несколько недель.

А что касается так называемых выходов, то Холли была слишком тиха, чтобы участвовать в вечеринках, на которые собирались работницы универмага. Вечеринки вообще ввергали ее в ужас. Перед Холли также стояла проблема, что надеть, и выбор всегда падал на черное, поскольку этот цвет делал ее стройнее. Оказываясь на вечеринках, Холли из-за своей природной застенчивости сама предпочитала всем другим местам кухню. Типичный ее пикник выглядел как поход в паб с Кенни и Джоан, которая жила в квартире напротив.

Все это она пыталась объяснить Донне, но та ничего не хотела слушать.

— Да брось, Холли! Ты лишь пытаешься подбодрить меня, — настаивала она. — В больших городах порой случаются захватывающие вещи, не то что у нас в провинции. Всякий раз, когда в местном кафе появляется пирожное-картошка, сбегается чуть ли не вся Кинварра.

— Кинварра — чудесное место, — вступалась за свой город Холли.

— Если так, то почему ты уехала отсюда? — возражала Донна, отказываясь признать тот факт, что огромный Дублин, в котором варится множество человеческих судеб, и прелестный маленький городок на расстоянии шестидесяти миль от него можно хоть как-то сравнивать.

— Я просто хотела немного попутешествовать, — для ее успокоения отвечала Холли.

После длительных раздумий Холли смирилась и записала в дневник дату встречи, а потом начала планировать приготовления. Однако вместо плана действий почему-то рождался план переоценки ценностей. Часто, засыпая, Холли задавала себе вопрос: «Как мне найти выход из моей ситуации?» Она также спрашивала себя, как Донне удалось обрести такую уверенность в себе, что она с нетерпением ожидала встречи одноклассников. «Должно быть, брак и материнство — это отчаянно смелый шаг, — решила для себя Холли. — И почему никто еще не разработал таблетки от неуверенности? Почему фармацевтические компании бездействуют в этом вопросе?»

В школе они с Донной сдружились, потому что обе были тихими. Они никогда не были частью той многочисленной компании девочек, которые дерзили учителям, уже знали, как грамотно скрутить «косячок», ходили на свидания с парнями. Холли от такого просто лишалась дара речи. Платой за то, чтобы остаться хорошей, стала полная безвестность. Она не хотела знать многих своих одноклассниц, и это было взаимно. Сейчас Холли могла бы поставить свою недельную зарплату на то, что многие одноклассницы даже и не помнят, что учились вместе с Холли и Донной. Хотя, может быть, и вспомнят тощую девочку в больших очках (это была Донна), а также полную и застенчивую младшую дочь Миллеров. Общалась она в школе с такими же безвестными тихонями, как она сама. Холли подозревала, что они-то как раз и не появятся на встрече одноклассников. Она пыталась вспомнить их — Брона, проводившая все время в библиотеке, очень застенчивая Роберта, которая вечно рисовала что-то в альбоме. Кажется, она никогда никому не смотрела в глаза.

Близилась дата встречи, и Холли начала уже придумывать повод, чтобы не ходить. Но когда мама прослышала об этом, то сразу же позвонила и принялась уговаривать ее пойти.

— Дорогая, там будет просто замечательно, — начала Роуз. — Я вспоминаю встречу на десятилетие окончания школы Стеллы. — Ей встреча понравилась, и теперь они подумывают, как бы встретится на двадцатилетие. Годы-то летят. Ты пойдешь с Донной?

— Конечно, — почти непроизвольно ответила Холли. Рассказывать, что у Стеллы в школе все было иначе, что Стелла всегда была в центре внимания, Холли не стала. А ее, Холли, никто не вспомнит, да и не захочет вспоминать.

— Что ты собираешься надеть? — внезапно взволнованно спросила мать, словно подозревала, что Холли опять оденется как попало.

— Джоан сошьет для меня блузку из лайкры и кожаную мини-юбку, — сказала Холли, не в силах противостоять искушению пошутить. Джоан, которая жила в квартире напротив, действительно училась на модельера. Ее фирменным стилем была искусно разорванная одежда, исписанная словами с нарочито явными ошибками. При всей своей любви к Джоан, Роуз не хотела бы видеть ее творения на своей дочери.