Строгановы: история рода - [81]

Сначала все ехали на поезде до Москвы, затем через весь город на дрожках добирались до вокзала Рязань-Ростов, где садились на другой поезд, чтобы, проехав ещё девятьсот вёрст, прибыть на вокзал, к конечной цели путешествия. Оттуда последние семьдесят вёрст до Марьевки путешественники проделывали верхом на лошадях или в экипажах. Обратный путь в ноябре был значительно труднее, потому что чёрная земля к тому времени превращалась в вязкую грязь и дорога к вокзалу занимала, по меньшей мере, на четыре часа больше времени. В то время, как все с огромными усилиями понемногу продвигались вперёд, Ольга проносилась мимо них на великолепном арабском скакуне.

Когда однажды Георгий весной приехал в Марьевку, он был поражён неожиданно прорвавшемуся наружу почти невероятному плодородию земли. Насколько хватало глаз, волнующая степь превратилась в плотный ковёр из самых разных цветов, среди которых выделялись красно-жёлтые тюльпаны на коротких стеблях. Стоявшие в полном цвету сады давали приют соловьям и другим птицам, которые соперничали друг с другом в искусстве пения. Степь была местом передышки для перелётных птиц, которые волнами тянулись друг за другом над морем цветов. Кругом были видны стаи аистов, редких дроф и чёрных лебедей. Это был какой-то ошеломляющий взрыв энергии и радости жизни.

В долинах гнездились деревни с их белоснежными, крытыми соломой домиками, стоявшими по обеим сторонам широкой центральной улицы. За ними лежали огороды и росли фруктовые сады. На невысоких холмах вращались крылья ветряных мельниц. Холмистые чернозёмные поля без малейших признаков каких-либо скалистых нагромождений простирались до самого горизонта. Это были идеальные места для верховой езды.

Осенью, после уборки урожая, начинался собственно сезон охоты. Кроме конного завода на триста арабских лошадей, в конюшнях держали ещё сорок необъезженных кабардинских лошадей, привезённых с Кавказа. Объезжая этих лошадей, их обычно заставляли на полном скаку подниматься вверх по отвесному склону. И хотя князь Щербатов не разделял страсти к охоте своей жены, ему тем самым предоставлялась прекрасная возможность объехать всё имение и поговорить с крестьянами и инспекторами.

День начинался с восходом солнца. Вечером накануне определялись и окружались места расположения волчьих стай. Определить, где находится стая, было не слишком сложно, подражая волчьему вою, на который откликались молодые волчата лаем, похожим на собачий. На следующий день больше ста загонщиков, проходя через подлесок, поднимали невообразимый шум с помощью трещоток и металлических пластин.

Верховые охотники ждали в некотором отдалении; в левой руке за длинную верёвку они держали трёх борзых собак. Волнение усиливалось; никто не мог знать, откуда выпрыгнет первый волк. Лошади тоже начинали проявлять беспокойство. Собак спускали только тогда, когда волк бежал с ними на одном уровне. Поскольку чувство обоняния было выражено у них недостаточно ярко, они должны были преследовать волка зрительно, но и тогда погоня продолжалась часами, пока волк начинал уставать. Если удавалось поймать старого волка, его приканчивали с помощью длинного ножа, а волчат ловили живыми. Ольга скакала на своей быстрой арабской лошади, а её личный егерь бросался на добычу на полном скаку, что считалось спортивным приёмом и признавалось как особое достижение. Короткая, снабжённая двумя верёвками палка засовывалась волку в пасть; концы верёвки крепко завязывались на его затылке, а передние и задние лапы связывались. Только после этого считалось, что он безопасен. Оставлять в живых старых волков считалось слишком опасным, потому что они способны были убить как человека, так и собаку. Среди прочих видов охота на волков значилась исключением, и здесь достаточной считалась добыча, если было поймано три или четыре молодых волка. В Марьевке из диких зверей держали и кормили только одну семью волков, остальными были лисы и зайцы.

Во время охоты на лис охотничьи собаки запускались загонщиками в нору, в то время как борзые оставались снаружи; конные охотники отпускали их лишь тогда, когда лиса выскакивала из норы. Когда на полном скаку приходилось забираться вверх на гору, верёвки легко запутывались. В возрасте пятнадцати лет Георгию только чудом удалось избежать несчастья, когда под его правую руку выскочил заяц. Собаки, которых он вёл левой рукой, бросились на другую сторону наперерез лошади. Одна собака погибла; лошадь перевернулась, а Георгий, перелетев через голову, упал на довольно мягкий участок земли. Сначала он потерял сознание, но вскоре уже снова встал на ноги; его лицо было в крови. «Ты что-нибудь у себя повредил?» – прокричала его мать. – «Ничего, только пара царапин», – и охота продолжалась. Однако ни Георгий, ни его лошадь в этот день уже не были способны к каким-либо достижениям.

Чтобы не повредить шкуру, лис убивали ударом стремени в кончик носа. Один молодой и неопытный конюх, привязав к седлу убитую им, как он думал, лису, вдруг с криком подпрыгнул кверху: оглушённый зверь пришёл в себя и в своей оправданной мести укусил его в одно чувствительное место, к неуёмной радости его друзей.