Строгановы: история рода - [80]

Во время таяния снега на улицы изливались потоки воды, превращая землю в хлюпающую грязь. Перейти вброд вздувшуюся реку было невозможно; на другой берег переправлялись осторожно на лодке. Солнечное тепло вскоре высушивало топь на дорогах, но телеги всё ещё продолжали застревать в глубоких бороздах, оставленных зимними морозами, так что приходилось их объезжать по жнивью; лошади при этом пыхтели и сильно отбрыкивались. Почти за одну ночь, как в стремительном прорыве новых жизненных надежд, земля покрывалась дикорастущими цветами; высохшие ветки прорастали молодыми побегами. С наступлением темноты в цветущих кустах сирени начиналось пение соловьёв, которое потом звучало ещё три недели, а в деревенских прудах квакали свою бесконечно повторяющуюся песнь лягушки.

Как-то сразу кругом появлялись жеребята, телята, ягнята, поросята и даже грудные дети. Вскоре в каждой церкви уже звенели пасхальные колокола. На газоне строилась деревянная горка для скатывания с неё пасхальных яиц. Чтобы облегчить работу прислуге, столы накрывались во внутренней части дома; на столах стояли пасха и кулич, лежали разноцветные яйца, а также было множество разных других блюд, деликатесов, сладостей, вина и водки. Со всех сторон к дому устремлялись гости, а затем все сами шли в гости к соседям.

Несмотря на свою тугоухость, Ольга создала оркестр «Балалайка», в составе которого было двадцать пять различных народных инструментов и в котором она сама играла на мандолине, а Георгий на домбре. Дирижировал оркестром знаменитый Владимир Трофимович Насонов, рекомендованный Ольге самим Андреевым, выдающимся виртуозом. Он ездил по всей России в поисках народных песен, чтобы сохранить их в нотной записи. На очень неудобной в обращении бас-балалайке играл настоящий богатырь-крестьянин выше двух метров ростом. Время от времени он потряхивал огромным треугольным инструментом над своей головой и широко и счастливо при этом улыбался. А когда он готовился к тому, чтобы взять какую-нибудь низкую ноту, его напряжение было настолько велико, что лицо у него краснело и принимало совершенно неожиданно угрожающее выражение. Когда оркестр играл дома, его единственным слушателем был князь Щербатов.

Кроме того, было ещё две любимых команды: футбольная и хоккейная, а также группа бойскаутов, с которыми Георгий проводил особенно много времени.

Пока Ольга объезжала в манеже своих диких лошадей, дети, летом ещё до завтрака, покидали дом и отправлялись вместе со шталмейстером м-ром Вильямом в долгую прогулку верхом на лошадях. После прохладной ночи воздух пощипывал, как шампанское, над полями стремительно проносились птицы, а лес трещал от назойливого жужжания насекомых.

Уже с самого раннего детства всех детей обучали верховой езде. На глазах его неуступчивой мамы маленького Георгия сажали на великолепную серую арабскую лошадь по кличке Кунак, то есть кум. Однако он тут же и совсем не по-кумски сбрасывал Георгия на землю. Твёрдо решив никогда больше этого не допускать, Георгий при первом же угрожающем подрагивании ушей Кунака сам скатывался, как шарик, в манеж на опилки. Его матери пришлось в конце концов уступить и разрешить ему пока ездить верхом на смирном шотландском пони, на котором Георгий чувствовал себя так же уверенно, как на лошади-качалке.

В конце лета, когда щенки охотничьих собак подрастали настолько, что их пора было приучать к охоте, их брали с собой в лес на прогулку, на которую все отправлялись около пяти часов вечера, когда спадала жара. Иногда они терялись в лесу, и их приходилось потом разыскивать в полной темноте. Однажды вечером, преследуемый целой сворой собак, из примыкавшего к лесу крупного кустарника показался великолепный лось. Он стоял, забросив голову назад, чтобы не зацепиться рогами за низкие сучья. Это было необыкновенное и захватывающее зрелище.

Заходящее солнце сначала превратило бирюзу неба в золото, затем окрасило небесный свод в розовые цвета и, наконец, окутало всё тёмно-синим покровом ночи. Все звуки – лай собаки, льющаяся откуда-то песня – разносились далеко по всей округе. Каждый предмет, любое передвигающееся существо чётко вырисовывались на фоне бесконечного неба. Этот так любимый всеми русскими простор порождал чувство несказанного умиротворения.

Когда от реки начинал подниматься осенний туман, а над лугами тянулся запах сжигаемых листьев и хвороста, это означало, что настало время исполнения неизменного ритуала – собирания грибов. Пожилые дамы держали в руках палки с крючком на конце, чтобы не нагибаться. Злые языки утверждали, что для них возле каждого гриба устанавливали маленький флажок, чтобы облегчить им поиски – но, возможно, что это было клеветой. С фанатичным блеском в глазах более молодые отправлялись к известным лишь им и держащимся в секрете заветным грибным местам. Много часов спустя все снова собирались вместе, хотя и неохотно, по звуку охотничьего рога князя Щербатова, который созывал всех к ожидавшим их экипажам.

В начале сентября вся семья «мигрировала» в своё большое поместье на юге, Марьевку. Для детей переезд был самым волнующим событием года, потому что для них он ассоциировался с отправляющимся в путь цирком. Несмотря на то, что поездка продолжалась двадцать четыре часа, они ехали третьим классом с огромным количеством багажа, включая домашних животных (собак и попугаев). Обязательно перевозился большой и неудобный граммофон с изогнутым рупором, а также все музыкальные инструменты балалаечного оркестра. В поезд усаживались гувернантки, домашние учителя и слуги. Последними размещали две своры собак – сто пятьдесят борзых и восемьдесят охотничьих собак – а также свыше двадцати лошадей. Родители путешествовали в первом классе.