Строение тела и характер (главы из книги) - [25]

"Через два месяца после разлуки с ней у меня установилась новая связь. Я познакомился с певицей; она была драгоценнейшим существом, которая вела меня за собой, как ангел".

Тут опять начался психоз. Он стал чувствовать, будто сестра знает о его новой связи. У него не было никакой гарантии, что она об этом не узнает. Его начали выслеживать с помощью хозяйки дома, врача. "Я страдал, как тот, который охвачен бредом преследования, но с той разницей, что меня действительно преследовали". Он однажды рассказал девушке о сестре все; он сказал ей откровенно.

"Я больше не знал, что я делаю в состоянии беспокойства. Занятия должен был прекратить. Я отправился в санаторию, к врачу по нервным болезням. У меня столько было на душе, что я нуждался в человеке, которому бы я мог все изложить. Девушка посещала меня в санатории, и сестра пришла однажды туда по инициативе врача. Я думал, что сестра имеет какое-то странное намерение. Я рассердился на нее и не мог с ней говорить. Это было ужасное положение. Она видела, как я привязан к девушке, и беседовала со мной хорошо. Мне не нужно было иметь связь ни с девушкой, ни с сестрой... Мне не следовало бы идти к врачу. Я не видел никакого выхода. Сестра сказала, что она меня больше не увидит, и ушла на ночь в монастырь. Если меня и девушка оставит, тогда я совсем погибну. "Ты меня не понимаешь", - сказал я девушке. Если меня девушка больше не понимает, то я должен возвратиться к сестре. В течение 8 часов я шел по узкой, покрытой снегом дороге к монастырю. "У меня душевное горе, - сказал я, - пусть выйдет сестра". - "Франц, оставь теперь меня, - сказала сестра, - у тебя есть другая!" Мне больше не пришлось с ней говорить, три раза я врывался насильно в монастырь, но, не достигнув цели, уходил оттуда. Так я пошел домой совершенно одинокий".

[143]

Мы еще раз подчеркиваем, что весь дословный оригинальный протокол(1) передает рассказ тяжелого шизофреника, находящегося в полном разгаре своего психоза. Мы лишь ограничились приведением в порядок разрозненных выражений и исключили многое несущественное; лишь в немногих местах не использованы оригинальные выражения пациента, а приведены при сохранении смысла в одном коротком предложении. Грубые очертания его внешней жизни подтверждены родственниками. Мы еще раньше знали эту семью, так как одна сестра пациента находилась у нас на излечении с простой шизофренией. Семья такова, как ее описывает пациент. Невозможно да и нет надобности проверить, насколько в детали рассказа входит реальность и фантазия. Мы используем его как психологический протокол не в смысле истории его жизни, но в смысле способа ощущать эту жизнь. Если бы даже все, рассказанное им, было сновидением или вымыслом, то оно все-таки имело бы для нас то же значение.

Этот шизофреник воспринимает жизнь трагически, и при этом он полон пафоса. Чувствительный идеалист с одной стороны, и грубый реальный мир - с другой. Больше реальности и любви, контакта с людьми! Цепь неудачных попыток приспособиться к жизни. Нежное чувство к окружающим, и тотчас же судорожный уход в самого себя и в одиночество. Отсутствует спокойное наблюдение, взвешивание. Все или ничего; экстаз и мечты в один момент, крайняя уязвимость - в другой. Бурный порыв, жестокая неудача, и все это постоянно повторяется, но жизнь никогда не идет по среднему проторенному пути. Франц Блау принадлежит к той группе людей, относительно которых мы сказали, что у них естественный талант к трагическому переживанию. Таких людей мы особенно часто встречаем среди гениальных шизоидов. В зависимости от силы аффекта, который иногда скрывается за искаженными жестами, выразительные формы таких людей производят на здорового впечатление трагического, истерического, эксцентричного. У Стриндберга мы наблюдаем то же самое. Мы можем ясно показать этот шизоидный тип только у одаренных. Только одаренные люди - художники слова - могут вообще описать этот характер шизоидной установки жизни. Шизофреники среднего типа не в состоянии правильно выразить в словах этот конфликт, если даже они его смутно ощущают.

В своей психэстетической пропорции этот патетический тип сходен с двумя описанными выше: гиперэстезия с ограниченным кругом чувствований и вытекающая отсюда аутистическая неспособность к объективной регистрации действительности и решительная склонность к ирреализму, к идеалу, к абстракции, к красивому, к мечтательному. Склонность к построению замкнутого, нежного, внутреннего мира. Избирательная симпатия к отдельным лицам, резкая антипатия к другим. У Франца Блау становятся ясными те шизофренические механизмы мышления, с помощью которых осуществляется эта аффективная тенденция: его мышление - мистически романтичное, расплывчатое, избегающее конкретных вопросов. Что является его идеалом: "высшее"? Это звучное слово без содержания, но наполненное пламенным аффектом. Этот абстрагированный идеал возникает здесь благодаря столь родственному психологии сновидений шизофреническому ассоциативному механизму сгущения. Эротика, религия и искусства сжаты в группе представлений, очень расплывчатых, но с сильным чувственным тоном. Если Блау говорит "высшее", то смутно сливаются в одно целое элементы представлений из всех трех групп. Именно мистическое смешение религии и сексуальности являет