Стриптиз на гонках - [2]

Заиграла музыка, Руби вышла на сцену, но целых тридцать секунд не двигалась с места. Она просто стояла, глядя прямо перед собой, словно высматривала кого-то или что-то за огнями софитов. На ней были только футболка и бикини, она стояла, покусывая нижнюю губу. У нее были большие карие глаза с поволокой, длинные темно-каштановые волосы девушка уложила узлом на затылке. На несколько мгновений каждый мужчина в зале поверил, что Руби — девственница и собирается предложить себя ему, только ему одному.

Как стадо, они сгрудились перед сценой, на лицах появилось одинаковое выражение — что-то вроде покровительственной нежности старшего и более мудрого любовника. Казалось, Руби смотрит на каждого мужчину в отдельности, на ее губах заиграла улыбка, и тут она начала двигаться. Все зрители были у нее в кулаке, и еще до того, как она сняла футболку, подвязка была битком набита банкнотами. Мужчины не свистели и не кричали, как обычно во время выступлений стриптизерш. Они одобрительно перешептывались и улыбались, словно молодые мужья в первую брачную ночь. Они были очарованы. В своей мягкой, открытой манере Руби, казалось, отдавала себя им совершенно искренне, беззаветно, но я следила за ее глазами и поняла: Руби, как и я, профессионал. У нее, конечно, маловато опыта и технике недостает отточенности, но тем не менее у нее задатки настоящей танцовщицы.

После того как Винсент взял девушку на работу, я устроила для нее небольшую экскурсию за кулисы и задала пару вопросов, как всем новеньким.

— Ну, что ты об этом думаешь? — Взмахом руки я обвела раздевалку с длинным гримерным столом, зеркалом во всю стену и металлическими шкафчиками, местами поржавевшими.

Руби просияла.

— Здесь здорово, просто здорово!

В гримерной было светло, и я поняла, что ей не больше девятнадцати лет — примерно столько же, сколько было мне, когда я начинала.

— Это твоя первая работа? — спросила я.

Руби повернулась ко мне, глаза у нее блестели от сознания, что она только что покорила зал.

— Да, — кивнула она. — Первая. Но в прошлом месяце я выиграла на пляже конкурс мокрых футболок.

“Как будто это имеет какое-то значение”, — подумала я, но промолчала.

Я узнала этот взгляд: Руби только что поняла, что существует дело, которое она может делать по-настоящему хорошо. Она могла заставить мужчин ее желать и заработать на этом кучу денег. После своего первого выступления я испытала такой же кайф, да и по-прежнему испытываю, во всяком случае, после большинства выступлений. Стоять на краю сцены, над толпой возбужденных мужчин, и сознавать, что все они — твои рабы, — с этим ничто не сравнится. Они принадлежат тебе.

— Я недавно приехала из Уевахитчки, — вдруг сказала Руби. — У меня есть жилье и все такое, но девушка, с которой мы вместе снимали квартиру, неожиданно уехала. Я не знала, что делать, как расплатиться за квартиру, и тут наткнулась на объявление о просмотре. Словно какой-то голос сказал мне: “Не упускай ни единого шанса, у тебя наступает полоса везения”.

Руби говорила возбужденно, вся на адреналине, ей не терпелось посвятить меня во все детали своей короткой жизни.

— Честно говоря, не знаю, получится ли у меня, — призналась она. — Мистер Гамбуццо сказал, что у нас должны быть какие-то темы, своя постановка. Я, правда, училась танцевать, брала уроки в городской танцевальной студии у мисс Лорен, но это не совсем то.

Она понизила голос, словно подавленная тяжестью поставленной задачи, а потом посмотрела на меня так, словно видела впервые в жизни.

— Что же мне делать? — Руби села, вернее, осела, как будто ноги перестали ее держать, на стул возле гримерного стола и вздохнула: — О, черт!

— Руби, возьми себя в руки! — сказала я. — Ты новенькая, совсем еще зеленая, но у тебя есть талант. Техника без таланта — ничто, просто виляние задом у шеста. Винсент — болтун, никто и не ждет от тебя, чтобы ты с первого дня все умела. Переймешь у нас кое-какие движения, и очень скоро у тебя все будет получаться естественно, как будто танец идет изнутри.

— И мне будет казаться, что никто никогда меня этому не учил, как будто я делала это в прошлой жизни, да?

“Нет, — подумала я, — ничего подобного”.

— В прошлой жизни? — Я пожала плечами. — Насчет этого ничего не могу сказать. Знаю только, что когда я вышла на сцену впервые, то чувствовала себя точно так же, как ты. Поначалу страшно, но когда ты видишь их лица, видишь, как в твой карман, вернее, за твою подвязку, сыплются деньги, ты постепенно входишь в раж. Это ни с чем не сравнимое ощущение, начинает казаться, что это лучшее, что ты когда-либо делала. Тут-то и понимаешь, что ты танцовщица. Если не бороться с этим чувством, оно придет и захватит тебя целиком. А дальше ты выходишь на большую сцену, заколачиваешь большие деньги и становишься сама себе хозяйкой. Никто больше тобой не командует, никогда.

Глаза девушки стали огромными и круглыми, как два серебряных доллара.

— Да-а, — вздохнула она, — это точно. Об этом я и мечтаю.

С этой минуты Руби привязалась ко мне, как щенок. Когда я приходила в клуб на репетицию, она была уже там. Когда она работала над своим первым номером, я ей помогала. Другие девушки в лучшем случае не обращали на нее внимания, а то и насмехались над новенькой — в нашей работе это обычное дело, очень много зависти кругом. Но я рассуждаю так: если ты умеешь танцевать, никто у тебя этого не отнимет. Бездарности либо уйдут сами, либо их выгонят, и нет никакого смысла тратить на них порох, пусть себе выкаблучиваются. Настоящие танцовщицы — вот кого надо искать, вот за кого нужно держаться. Мы все в некотором роде изгнанники, одиночки, чтобы выжить, надо держаться вместе.