Стригунки - [5]
— А они?
— Говорят, законом запрещено у ребят брать.
— Значит, из-за этого закона твой отец умирать должен?
Коля гневно смотрит в глубину коридора. Потом хватает друга за плечи, встряхивает и говорит:
— Фатей! Не имеют права! У тебя не хотят брать, у меня пусть берут! Я здоровый! Пойдем, Фатей!
— Пойдем, Колька, — шепчет Фатеев. — Ты даже не знаешь, что я тебе за это сделаю. Я… Я подарю тебе всего Жюль Верна, хочешь, самокат…
Когда мальчики вошли в ординаторскую, Василиса Федоровна сидела, опустив голову на стол, и беззвучно плакала. Рядом стояла какая-то женщина, видимо врач, и кричала в телефонную трубку:
— Вы понимаете? Первое переливание вызвало шок. Больной при смерти. Я не могу рисковать. Мне нужны свежие ампулы. Немедленно!
Врач увидела ребят.
— Вы у меня возьмите. У меня кровь здоровая. Подойдет, — прошептал Коля.
К Коле кинулась Василиса Федоровна.
— Коленька, миленький, родной мой! — шептала она, целуя смущенного Никифорова.
— Ну, берите, — просил Коля, засучив рукав.
Врач погладила Колю по голове, вздохнула и сказала:
— Добрая душа у тебя, мальчик. Но кровь я у тебя брать не стану. Ни у тебя, ни у Васи. Ни у одного мальчика, ни у одной девочки. Для этого существуют сильные люди — доноры… А вы идите домой. Сейчас приедет «Скорая помощь», привезет кровь. Все будет в порядке.
— Папа выздоровеет? — спросил Вася.
Врач не ответила. За окном послышался шум автомобильного мотора, и Василиса Федоровна бросилась к окну.
— Приехали! — воскликнула она, затем обернулась и сказала: — Вам, ребятки, сейчас здесь делать нечего. Я останусь на всю ночь. Поезжай, Вася, к Коле. Переночуй у него. А ты, Коля, объясни все маме.
В ординаторскую вошли работники «Скорой помощи».
Глава шестая
Поеживаясь от холода, мальчики быстро шли по аллее больничного парка. Проснулись они рано, раньше Надежды Григорьевны, и тихонько, чтобы не разбудить ее, стали собираться в больницу. Они съели оставшийся от ужина винегрет, захватили с собой по ломтю хлеба и вышли на улицу.
Окраина перекликалась заводскими гудками. По тому, в какую сторону шли люди, на какую улицу, в какой переулок сворачивали, ребята знали, кто они. Вот идут металлисты, вот стеклодувы, вот авторемонтники.
— Вон отец и брат нашей Сорокиной пошли, — показал Коля. — Они на чугунолитейном работают. Там батареи для парового отопления делают.
Ребята вышли на шумный перекресток. Мимо, терпеливо соблюдая очередь, ползли припудренные серой пылью цистерны с надписью «Цемент»; ворчливые, окутанные синим дымом семитонные «МАЗы» на огромных прицепах тащили облепленные глиной бульдозеры. Прогромыхал прицеп с маслянистыми стальными прутьями, «ЯАЗ» повез станок. Потом дорогу ребятам преградила целая колонна грузовиков с кирпичными контейнерами.
«С папиного завода везут», — подумал Вася.
— Видишь, Фатей, какой кирпич? С дырочками, — заметил Коля. — В такой эти самые пластиночки можно даже не запрессовывать, а прямо вставлять.
— Ну и провозишься целый месяц с одним кирпичом! Тут надо так придумать, чтобы все делалось автоматически. Специальную машину изобрести надо, — возразил Вася.
Светофор перекрыл дорогу машинам, и ребята побежали дальше.
— Я, Фатей, вот что думаю. Выпишется дядя Ваня из больницы, выйдет на работу и сделает на заводе хотя бы пятьдесят электрических кирпичей. Мы из них у тебя дома для пробы печку сложим. Представляешь!
— И отцу веселее поправляться будет!
…В больничном парке было пустынно. В вестибюле хирургического отделения сидел какой-то вредный старикан, который наотрез отказался пустить ребят.
— Вы бы еще в четыре часа ночи пришли, — пробурчал он и выпроводил их во двор.
Рассчитывая в каком-нибудь из окон увидеть Василису Федоровну, ребята решили обойти вокруг корпуса.
Деревья медленно роняли желтые листья. К ногам Коли опустился большой красивый кленовый лист. Он не удержался, чтобы не поднять его. Едва поспевая за Васей, который шумел ногами по листопаду, Коля любовался тоненькими жилками, разбегавшимися по листу.
В окнах никого не было видно.
— Рано мы примчались, — сокрушался Вася. — Хоть бы скорей вчерашняя врачиха пришла. Она бы показала этому усатому, как нас не пускать!
Напрасно думали ребята, что врач не знает об их приходе.
Сейчас она, усталая, разбитая, стоит у окна рядом с высоким плечистым хирургом и, глядя на ребят, которые, прижавшись друг к другу, сидят на лавочке, говорит:
— Матвей Илларионович, это бесчеловечно! Ну, как сказать это детям? Как?! Я сказать им не могу…
— Тяжело. Очень тяжело! Но надо. Надо! — вздохнув, отвечает ее собеседник. — Знаете, я выйду к ним и поговорю… Вообще-то это не в моих правилах…
Вася продолжал посматривать на окно, а Коля палочкой рисовал на дорожке домик с трубой, когда из хирургического корпуса вышел рослый, плечистый человек с еще молодым лицом. Поверх больничного халата на нем было накинуто пальто.
Да, без сомнения, он направлялся к ним.
Человек подошел к лавочке, жестом попросил Колю отодвинуться и сел между ним и Васей.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал он. — Кто из вас сын нашей медицинской сестры Василисы Федоровны Фатеевой? Я профессор Никольский. Я хочу говорить с ним как мужчина с мужчиной.
