Стригунки - [4]
— Вернулся!
Окунев скучающе и снисходительно протянул руку:
— «Все прошло, как с белых яблонь дым…»
— Что? — невольно переспросил Вася.
— Есенин. Знать надо. Каникулы, говорю, кончились. Опять над книжками протухать! Летом — это жизнь! У нас такая компания была. В теннис резались. Дед для лодки мотор купил.
На Окуневе был спортивный костюм: гольфы, клетчатые носки, сандалеты, тенниска с молнией. Надень сейчас Рем пионерский галстук, он просто бы не вязался с его костюмом, таким необычным для семиклассника. На плече Рема болтался фотоаппарат.
— Давно купил? — спросил Вася.
— Дед недавно подарил.
— Снимать-то уже научился?
— Понимаешь, все как-то некогда…
Вася улыбнулся. Рем становился прежним Ремом, с которым в прошлые годы они делали модель гидростанции, к которому забегал он домой, если не решалась трудная задачка, который радовался и кричал на всю улицу, когда поток воздуха уносил в поднебесье змея.
Рем расстегнул футляр и выдвинул объектив:
— Давай я тебя сейчас сниму.
Вася стал у скамейки рядом с клумбой.
В видоискателе аппарата, куда смотрел Рем, виднелся мальчик в кургузом пиджачке с короткими рукавами.
Окунев нажал кнопку. Вася торопливо пожал руку Рема и сказал:
— Мне пора. У меня отец в больнице лежит.
Придерживая рукой аппарат, Рем широкими шагами пошел к площади. Но потом, вспомнив, что спешить ему, собственно, некуда, приостановился у газетной витрины.
С фотографии на него смотрели веселые каменщики. Подпись к снимку говорила о том, что эти каменщики — друзья, что они очень любят свою работу.
«И что интересного весь день ишачить, кирпичи таскать?» — Рем вспомнил о своих новых друзьях-студентах. Это их слово «ишачить». «Почему они не звонят? Ведь обещали».
Газета сообщала, что юный спортсмен, школьник-девятиклассник, установил новый рекорд: прыгнул в высоту на метр девяносто два сантиметра.
«Подумаешь, рекорд!»
Рем отошел от газетной витрины, разбежался по аллее и, подпрыгнув, сорвал с нижней ветки клена несколько листьев.
— Жених, а как козел прыгаешь, — донесся до Рема ворчливый голос старушки, которая с вязаньем в руках сидела на лавочке.
Рем сделал старухе гримасу и пошел по аллее подчеркнуто степенно.
А в это самое время Вася Фатеев входил в больничный парк, мучаясь мыслью: что скажут сейчас врачи об отце?
Глава пятая
Из Уварова Коля приехал один. Это было днем. Матери дома не было. Коля в дороге проголодался. Он поискал в комнате и на кухне, нет ли чего съестного, и ничего сготовленного не обнаружил. Мать сегодня его не ждала. Написав записку о своем приезде, Коля с куском хлеба выскочил на улицу и побежал к Васе.
«А вдруг кирпичи стали делать без меня?» — на бегу думал он.
Васи дома не было. На ступеньках соседнего крылечка грелся на солнышке дед Савельич.
— Иди-ка сюда, — поманил Савельич Колю. — Небось к Ваське прискакал? Нет их никого. А Иван Дмитриевич захворал, в больницу свезли. Сказывают, здоровая нога гноиться стала. Свищи пошли. Вроде как старые ранения открылись.
— А давно увезли?
— Намедни. Машина приезжала. Свезли в ту больницу, где его Василиса Федоровна работает. Я тоже годов пять назад там с почками лежал.
— А Васька-то где?
— Васька за лимонами побежал. Лимонов Иван Дмитриевич запросил. Васька из магазина прямо туда, в больницу, отправится.
Коля скороговоркой попрощался и побежал в больницу. Обежав несколько корпусов, он, наконец, нашел хирургическое отделение.
— Куда это ты разогнался?! Как будто не знает, что с четырех прием, — остановила его в дверях санитарка.
— Тетя, мне нужно насчет Фатеева узнать, у которого нога гноится, — взмолился мальчик.
— Фатеева? Это насчет мужа нашей сестры из инфекционного, Василисы Федоровны?
— Да.
— Так вроде у нее посветлее мальчишка был. Здесь она. Худо отцу-то стало. Совсем худо. Операцию ему сделали… Ну, пойду мать позову.
Колю зазнобило.
Вдруг в глубине коридора послышался стук каблуков. В халате, наброшенном на плечи, в вестибюль вбежала Василиса Федоровна. Увидев Колю, она бросилась к нему, обняла и зарыдала.
Коля почувствовал, как несколько горячих капель упали ему на шею.
— Это ты, Коленька? А где же Вася? Плохо, очень плохо дяде Ване…
— Не плачьте, тетя Ася, — прошептал Коля.
— Придет Вася, вы, миленькая Мария Ильинична, дайте ему халат и покажите, куда идти, — попросила Василиса Федоровна санитарку.
Каблуки Фатеевой застучали по кафелю коридора. Неожиданно для себя Коля всхлипнул:
— Дядя Ваня умрет… Умрет…
Приоткрылась дверь, и робко вошел Вася. Коля быстро отвернулся, чтобы друг не видел его слез, и пробурчал:
— Васька, возьми халат, иди к отцу… Мать велела. Вот она тебя отведет.
Вася покорно последовал за сиделкой, Коля остался один.
Вернулась сиделка.
— Чего-то не разберусь, — сказала она. — Двое вас у Василисы Федоровны, что ли?
Коля не ответил. Ему представилось, как стоит сейчас Вася около умирающего отца и плачет.
И вот в коридоре раздаются быстрые шаги. В вестибюль вбегает Вася и, всхлипывая, падает на деревянный диван. Плечи его вздрагивают.
— Умрет, умрет папа! — всхлипывает он. — Нет у них в больнице какой-то нулевой группы. А «Скорая помощь» никак не едет. Я им говорил: у меня кровь берите!
